Адъютант императрицы

Возле государыни, у ее ног на маленьком табурете расположилась Зораида, пленная дочь великого визиря Моссума-оглы; на ней была богатая турецкая одежда, через ее голову было перекинуто покрывало и своими прелестными ручками она плела венок из роз, который она срывала с ветвей, вившихся по решетке беседки.

Пред императрицей на маленьком столике стояла серебряная ваза, наполненная великолепными фруктами, которые в такое время года могли быть собраны лишь благодаря всемогуществу неограниченной самодержицы; здесь были фиги и вишни, душистая земляника лежала рядом со свежими финиками, и для того, чтобы составить этот казавшийся столь простым завтрак, искусству и неустанным заботам садовника понадобился многолетний труд, чтобы отклонить природу с пути обычного течения времени и подчинить ее воле самодержицы всероссийской.

Возле стола, поверхность которого представляла собою один кусок ляпис-лазури, сидел паж Николай Сергеевич; он держал в руке книгу и своим звонким, юношески-свежим голосом читал красивым строфы, вложенные Расином в уста его Ифигении, дочери Агамемнона.

Екатерина Алексеевна особенно любила это произведете французского поэта, и, может быть, именно потому, что ее собственная натура имела крайне мало сходства с идеальным, не помышлявшим ни о каких земных желаниях, характером Ифигении.

Зораида внимательно прислушивалась к чтению; сквозь вышитое серебром покрывало было видно, как блестели ее глаза, а ее руки часто роняли на колена те розы, которые она срывала с ветвей.

Николай Сергеевич при своем чтении, по-видимому, обращал более внимания на Зораиду, чем на императрицу, и в особенности при красивых, захватывающих местах его взгляд так пламенно устремлялся на молодую девушку, как будто он хотел пронизать им покрывало и прочесть на ее лице впечатление, оставленное произведением.

Акт пришел к концу. Зораида окончила венок и положила его на колена императрицы.

– Этот венок следует отдать не мне, – улыбаясь, сказала Екатерина Алексеевна, – но тому, который своим искусным чтением доставил нам такое большое удовольствие. Возьми его, Николай Сергеевич, и пусть жизнь постоянно преподносить столь же красивые розы, которые собрала для тебя рука моей любимой Зораиды.

Николай Сергеевич преклонил колена пред императрицей; она, шутя, возложила венок на его голову.

Паж поцеловал руку императрицы, но в ближайшее мгновение, как бы желая принести свою благодарность девушке, создавшей этот благоухающая подарок, он нагнулся к руке Зораиды, все еще лежавшей на коленях императрицы, и приник к ней своими горячими губами.

Молодая девушка испуганно вздрогнула.

– Она – еще турчанка, и ничего не понимаете в европейской галантности, – улыбаясь, проговорила императрица, ласково проводя рукой по голове Зораиды. – У нас поцелуй руки – знак почтения, который подобает каждой даме и должен быть принимаем от всякого мужчины.

Послышался шум приближавшихся шагов, поскрипывавших по гравию дорожки.

Императрица недовольно подняла свой взор, так как никто не имел права приближаться к ней, когда ока удалялась на это ее любимое место.

Это был великий князь Павел Петрович; он взволнованно подошел к императрице и сказал:

– Прошу вас, ваше императорское величество, простить, что я осмелился последовать за вами сюда, но мне необходимо обратиться к вам с просьбой. Мне сказали, что мой воспитатель граф Панин будет уволен и…

Лицо императрицы омрачилось.

– Пойди в сад, Николай Сергеевич, – сказала она, – возьми с собой Зораиду. Я вас позову, когда вы мне понадобитесь.

Глаза пажа радостно заблестели. Зораида, казалось, испугалась и хотела удалиться, но Николай Сергеевич уже схватил ее руку и, взяв ее под руку, быстро увел ее из беседки.

– Неужели правда, всемилостивейшая матушка, то, что мне рассказывали, а именно, что граф Панин впал в немилость и будет удален от меня? – сказал великий князь, оставшись наедине с императрицей.

– Ты слишком бурно приступаешь к вопросу, сын мой, – сказала Екатерина Алексеевна.

– Что же, мне оставаться покойным при подобных известиях! – воскликнул Павел Петрович. – Я люблю графа, который с юных лет воспитал меня и которому я обязан благодарностью за то, чем стал, и вот…

– Твое воспитание закончено, ты не нуждаешься более в воспитателе, – возразила Екатерина Алексеевна, – было бы неприлично, если бы это место оставалось долее замещенным, так как ты женишься и получаешь свой собственный придворный штат.