Адлан

Сколько они ехали еще, Макаров не знал. Тихий приказ заставил его закрыть рот и ехать оставшуюся дорогу в тишине. Страх по-прежнему пребывал в нем, однако выплескиваться наружу больше не стремился. Он заставил покрыться все внутри ледяной коркой и замереть в ожидании худшего.

Кирилл не знал, сколько времени прошло, он не разбирал дороги, не помнил себя от страха.

Очнулся юноша лишь тогда, когда остановился автомобиль. Выглянув в окно, Макаров понял, что они находятся на каком-то пустыре или в поле. Вокруг не было ни единой души и даже шума машин не было слышно.

Куда и насколько далеко от города они отъехали, Кирилл не знал. Здесь Османов с ним мог сделать, что угодно… воображение рисовало страшные картины, сердце билось с удвоенной скоростью, воздуха катастрофически не хватало, а в конец отчаяться его заставляла мысль о том, что никому не придет в голову искать его, по крайней мере, до вечера… подруги сошлются на депрессию, а родители будут думать, что он на занятиях…

Кирилл судорожно выдохнул, оглядываясь по сторонам. Адлан зачем-то вышел из машины и оставил его одного в салоне. Неспешно закурив, мужчина устремил взгляд куда-то вдаль, словно раздумывая над чем-то. Макаров не сразу решился выйти, но все же сделал это и тут же пожалел.

В считанные секунды, Адлан оказался рядом и с силой прижал его тело к автомобилю. Кирилл буквально вжался в огромный внедорожник, чувствуя спиной каждый изгиб чужой машины.

— Пожалуйста, отпусти… — Сил сказать что-то другое, у Кирилла не было, но его просьбу и не подумали выполнять. Юноша вообще не помнил, чтобы Адлан хоть раз обращал внимание на то, о чем он просил.

Вместо этого, Кирилл вскоре оказался втянут в горячий, жадный и страстный поцелуй. Османов еще никогда так не целовал его… этот поцелуй походил на что-то животное и юноша изо всех сил попытался оттолкнуть того, кто дарил эту «ласку».

— Кирилл, я так много должен тебе сказать, но ты отказываешься слушать, и я понимаю, почему… — словно заведенный начал шептать мужчина, все еще не отступая от него ни на шаг.

— Зачем ты это делаешь? — прохрипел Макаров.

— Я не хочу… — Если бы я не привез тебя сюда, то поговорить не удалось бы, а я… я должен извиниться, объяснить, что все было так глупо и неправильно, что… — он прервался на долю секунды, а затем снова спешно продолжил.

— Мне плевать на то, какого ты пола, понимаешь… и если бы я только мог повернуть время вспять… — на грани слышимости произнес Адлан.

— Если бы я только мог, Кирилл… — касание руки — нежное, почти невесомое разительно отличалось от недавнего поцелуя. Кожа щеки на месте, где прошли пальцы Османова начала гореть. — Я бы все изменил и сделал бы тебя самым счастливым, а сейчас я могу только вымаливать у тебя прощение…

— Ты делаешь только больнее, — опуская взгляд, прошептал Кирилл. Смотреть в черные, бездонные глаза не было никаких сил.

Осознавать, что все могло быть иначе… понимать, что тот, кто причинил столько боли, сожалеет… это оказалось гораздо тяжелее, чем думал Кирилл. В груди будто что-то сжали и грозились раздавить, а Адлан все продолжал что-то шептать и терзать только затянувшиеся раны.

— Пожалуйста, не надо… — чудом сдерживая слезы, прохрипел парень.

— Я умоляю тебя простить меня, Кирилл… — Адлан скользнул пальцами по губам, которые только что нещадно терзал, будто не решаясь вновь их коснуться. — Я столько натворил за последние полгода, что мне еще долго придется все это разгребать, я должен молить о прощении не только тебя, но если ты не позволишь мне, у меня ничего не получится…

Кирилл совершенно не понимал, о чем говорил Османов. Последний был похож на безумного, несшего полный бред. Его глаза лихорадочно блестели, дыхание было учащенным, а руки то и дело прижимали Кирилла к себе. Макаров никогда бы не подумал, что он может быть таким — открытым, откровенным, беззащитным, отчаянным…

— Я знаю, что ты не забыл и вряд ли сможешь, я не прошу любви и уважения, я не заслуживаю ни того, ни другого… но не отвергай меня, не вычеркивай из своей жизни, не бросай совсем…

— Что ты несешь? — рвано выдохнул Кирилл.

— Позволь мне быть для тебя кем угодно. Другом, братом, рабом… позволь мне быть хоть кем-то в твоей жизни, Кирилл… я не могу без тебя, — Адлан сглотнул и прикрыл глаза, а Макаров заворожено застыл. Пушистые, темные ресницы причудливо трепетали, язык то и дело облизывал пересохшие от волнения губы, дыхание щекотало кожу, а дурманящий запах окутывал Кирилла, будто пытаясь поймать в свои сети.

Юноше хотелось потянуться к тому, кого так безгранично полюбило его сердце. Хотелось успокоить отчаявшегося мужчину, который был похож на зверя, загнанного в угол. Но в этот угол он загнал себя сам, и Кирилл понимал, что как бы сильно не хотелось обнять и поцеловать этого человека, он этого не сделает.