Вот уж действительно без надежды
хотя бы на чудо, на призрак благополучного исхода,
без упоительной дерзости,
тихо, не как герой,
но как приговоренный или самоубийца,
сойти в глубь Аида,
на каждом медленном шагу,
на каждом прОклятом шагу
спотыкаясь и падая,
благословляя неловкость и медлительность,
ибо иду против всякого собственного естества,
ибо иду против всякой собственной судьбы.
Отрезвел окончательно от приближающейся смерти,
трезв и обречен к ней иду.
Мысли, плоть, душа – все борется, все упирается,
противится понуканиям.
Нет во мне такого немыслимого упорства.
Не сын мне просящий об этом.
В час смертный, час положенный, час утренний
боль стиснет сердце, я руками слабыми
грудь растерзаю: сын мой! – на тесовый гроб
пьян кинусь в исступлении – в прах выплачу
невидящие очи – воем взвою: сын! –
и, к телу припадая, обезумевший,
я прокляну богов, и боги вечные
вменять отцу не станут гнев – долг выполню
последний, скорбный – вышлю горевестников
во все концы земли – я поминальные
устрою игры – будет победителям
твое наследство в дар – столы разломятся
от снеди горькой, от сластей, от темных вин –
богатство расточаю, в храмы жертвую
несметную казну… Ну, а найдешь кого
взамен себя на смерть, я столь возрадуюсь,
сколь рад и пьян, рожденье сына празднуя,
был тридцать лет назад.
Пошли, жена,
нам здесь нельзя.
Периклемена.
Страшно, сынок оставлять
тебя тут, в пустом краю:
нынче ветрено, ветер сей
душу выдует, увлечет
в дали дальние – в крик кричу:
"Ты зачем мне, моя душа,
без сынка!" Мы стоим с отцом,
старики, за сегодня о-
сиротели; вернемся в дом –
нет тебя, разведу огонь –
где тепло от него? Унес
день надежды и радость – всё,
всё сокрыл гроб, сосновый тес.
Отпусти ж меня доживать
безутешно, старушку мать.
Ферет
ПЕРВЫЙ СТАСИМ
Перед смертью стоишь как перст,
всеми преданный – долго ль ждать,
чтобы к персти упала персть,
замолчала чтоб кровь-руда?
Где друзья твои, буйный круг?
Разошлись – никого; войска
где построены, землю мнут?
Участь страшная высока
твоя смертная – отошли
от тебя люди слезы лить
на края, рубежи земли.
Пей, Адмет, заливай глаза!
Аполлон отпускает за
жертву страшную – за обол,
я ж вина отпущу на стол.
Смоешь страх, отойдет душа,
без похмелья пьешь – хороша
огнь-сивуха! Пусть жизнь одна –
нА бутылку, вторую на!
Не заметишь, как в пьяный сон
заплывает в ладье Харон, –
нет границы меж сном и сном:
как сейчас пьян, так пьян потом.
В смерти опытен мой питух,
упражняет в ней плоть и дух.
Человек побеждает страх –
пьяный в пыль, обращенный в прах.
Пей, Адмет, помогай себе,
чтоб легко уйти, не в борьбе!
Корифей
1-й хоревт
Благ он, хмель Диониса,
душу отделяет от тела,
и она плывет невозбранно
за привольною мыслью, добыча
снов и страхов;
пьешь – и все мало,
опьянение узы расторгает,
с умиранием сходное, благое.
2-й хоревт
Пьешь – и стала душа сама собою,
молодая душа, в ширь развернулась
окоема, не связана, свободна,
вся пьяным-пьяна, текуча и летуча,
вся готова утолить тоску-кручину
в самом горнем, самом синем, светлом небе,
оставаться миг и век, гулять в нем, плавать.
3-й хоревт
Сил исполнен я пить до ночи, дольше,
танцевать танец дикий, танец рьяный,
разжигающий похоть танец-вихорь.
Закружу-ворожу леса и поле,
дождь и холод; и время приневолю
подыграть мне, подпеть – природа ходит
ходуном, я подплясываю пьяный.
4-й хоревт
Прочь оковы! Счастливый и несчастный,
умный, глупый, богатый, бедный – всякий
спотыкнусь о корягу, поклонюсь пьян
мать-земле, и она остудит, вынет
боль из сердца, уложит отсыпаться –
утром встану как с ложа, с пух-перины,
утром встану, воскресну к жизни новой.
5-й хоревт
Кто меня пожалеет, приголубит?
Мене бедному кто подаст напиться,
бесталанному? Горечью благою
приобщит кто к прощеным,
на свободу,
на четыре сторонки кто отпустит?
Ты, податель ковша,
Лиэй-бродяга.
6-й хоревт
Врозь душа, и врозь тело – я не связан
ни обычаем, ни каким законом,
мать, отца позабыл, сестру и брата,
горевать малых деток, пьян, оставил.
Я иду-свищу – Эвоэ, эвОэ!
Я разъят на полтысячи отдельных
мыслей, снов, ощущений. Где я? Кто я? –
Тот, кто криво идет, кто прямо смотрит,
тот, кто песню поет, молчит, зашелся
кашлем долгим, удушливым, – не связан
облик мой, в отражениях раздроблен
в каждой рюмочке маленькой, стакане.
7-й хоревт
О, где ты, лютый хмель Аполлона,
золотокудрого бога?
Трезв он, Локсий,
расчетлив в своих порывах,
пророчествует он и светит,
спокоен среди безумия,
Музагет, Мойрогет,
горит огнем страстей неистощимых,
неумолимых.
8-й хоревт
Бог света,
святой владетель волчьих стай,
предводи нас на север гиперборейский!
Ясновзорый соименник солнца,
дай нам напиться чистого, неразбавленного огня,
поднеси ярого чашу!
9-й хоревт
Страшен – бог тихих казней,
моровых поветрий,