Геракл
Друг Адмет, не прогони скитальца!
Утомленный верстами заботы,
мужеством гонимый в путь недобрый,
я найду ли кров гостеприимный
в городах Фессалии просторной?
Корифей
Мы готовим кров гостеприимный
странникам и стол, богатый снедью,
винами разымчивыми, – дорог
нам любой прохожий; Зевс – защита
путнику, мы, соревнуя с Зевсом,
к нам зашедшего берем под руку;
край наш дик, но мы кладем пределы
дикости, ее не допуская
в наши домы: пусть по ветру хлещут
песни фессалийские колдуний –
во дворце светло, звучат напевы
стройные; за стол кого сажаем,
тот нам равен и любезен; щедрость
в меру льет, не через край хватает.
Адмет (
Про смерть ее молчи.
Корифей
Не бог перед тобой.
Адмет
Он полубог и гость.
Корифей
Свой в доме плачет друг.
Адмет
Боль не распространяй.
Корифей
Долг мертвым – пить за них.
Адмет
Им все равно за что.
Корифей
Ты – муж, ты – царь, молчу.
Адмет
О Алкид, ты радость в дом приносишь
давней дружбы. Помню наши годы
легкой жизни юношеской, годы
путешествий, бурных приключений,
помню воды моря, ветры неба
дальнего, "Арго" в пути опасном,
неуклонном – как среди тревоги
счастливы мы были! Блеск обманный,
блеск проклятой шкуры тешил взоры,
подгонял надеждами корабль.
Что за дело нам до царской власти
в Йолке было! Молодость играла
силою свежо и бескорыстно.
Геракл
Утренней зарей к земле пристали,
моряки сошли на берег сонный,
равные на досках корабельных –
на камнях портовых разделили
их заботы, разошлись по дальним
рубежам земли, к домам и семьям
властвовать и строить, жать и сеять,
расточать охотою колчаны,
милых жен лелеять, деток малых
пестовать в наследственных владеньях.
Все ушли, с Гераклом попрощались,
я один остался бездомовный.
Время злое надо мной не властно,
нет урона силам, нет остуды
бурной, черной крови – в колыбели
одиноким воином был, змеям
головы сворачивая, им же
и остался: войска за спиною
нет, и потому войне священной
нет предела, некому оставить
дело и врага, родную землю,
всю Элладу – Зевсово владенье.
Ты вот образумился, женился,
раздобрел порядком – был-то щуплым.
Корифей
Радостно нам друга молодости встречать:
входит он в дом,
утружденный годами странствий,
утомленный событиями мельтешащей жизни, –
узнаешь ли его,
узнает ли он тебя?
Хор
Освободим подвалы от драгоценных вин,
пьем до утра, гуляем с ним, с дорогим, с родным,
драки, походы, опасности в памяти воскресим –
чего нам еще надо, снова свободным, счастливым и молодым?
Хор
Корифей
Пир пируем – череда нагая в пляс
с криком, гиком, ввысь подскоком пронеслась.
Геракл
БЕлы, чёрны, тОлсты, тОнки – хороши!
Хор
Подари, мил-друг, подарок от души!
Геракл
Есть подарки! Перлы розовы, как раз –
бусы-бусики – чтоб грудь бела тряслась.
Серьги яхонт, адамант – чтобы ушко
только слышало, что сказано дружком.
Есть ботиночки, застежки серебро, –
чтобы шла ко мне ты, к милому, добром.
Есть запястья: вес на ручки не большой,
а замкнутся – и останешься со мной.
Гребешки есть – чтобы золото волос
по постели бурным морем разлилось.
Хор
А подаришь деве перстень-перстенек –
до утра всю ночь не будешь одинок!
Корифей
Сходят с лица
шрамы, морщины, приметы времени,
оттенок бронзы теряет кожа,
и вот он перед тобой,
пьяный и молодой, –
не узнаешь ли в нем себя, каким ты был когда-то?
Адмет
Дружество возвращает мне самого себя.
ЭПИЗОДИЙ 4
И не поплачь – молчи,
слезы глотай в ночи
горькие, боль уйми
за запертыми дверьми.
Ни в храм ни сходи босой-
простоволосой – стой,
черный наряд сними,
смехом зайдись с людьми
пришлыми; скорбь кипит –
зубами (крепись!) скрипи.
Раз петь нельзя поминальные
песни – так и не жаль ее;
раз нельзя напоказ –
сходит на нет тоска.
Мужеством славен царь,
помнит проклятый долг
гостеприимства – шарь
по сусекам, лишь гость к нам в дом!
Ломится стол: сильней
гордости горький нрав –
горя. Пришелец прав,
не зная горя по ней.
Умерла –
а мы день с ночью мешаем, пьем.
Умерла –
а мы скорбь и ту у нее крадем.
Грех-то какой –
подземным жертвы не принести,
нечистой рукой
венки лавровые раздавать, плести.
Прах, в горле сушь,
слез уже нет, чистая соль –
великий муж,
жену почтить плачем дозволь!
Нет, говорит,
гостя ублажи, срывай одежду, бела
грудь, говорит,
наружу, говорит, чтоб была.
Страх-то какой –
что нам скажет, когда мы к ней
робкой толпой
после стольких ночей и дней?
Предали, мол,
пошли по рукам в пиру,
на поминальный стол