Читаем Адмет полностью

валились в пылу, в жару.

Корифей

Настроения у смертных легче пуха: пух летит

вслед за ветром, за дыханьем – нынче мертв, а завтра жив

ты – какое есть живому дело до грехов, скорбей?

Погребального наряда тяжесть, сорванная с плеч,

под ногами ляжет, топчешь, в пляс пускаясь, – день, да наш.

Что взять с мертвой? Дев веселых жив-живехоньких хор пьян –

выбирай себе любую – мы податливы, не злы,

в наших телесах обиду скрой, смятение уйми.

Ложе мертвой вон несите, жгите во дворе одежды!

Геракл

Так вот какой мы праздник нынче праздновали…

Появляется Адмет.

Геракл

Где ж милая супруга, где Алькеста, где

голубка? Пусть придет: в день вашей свадьбы я

гулял здесь до утра, был не чужим, привел

невесту к алтарю, там мужу передал,

как бы отец ее. Твой крут был тесть и зол,

добром не захотел расстаться с дочерью,

а может, мудр: не силы ведь испытывал –

уменье жениха в устройстве хитрых пут,

смиряющих зверей, чтобы соузники,

злы, несогласны, плуг влекли, кипящий гнев

и мощный сонаправили. Как вепрь и лев,

так и мужчина с женщиной в ярме двойном

ярятся жаркой злобой, но заботою

смиряются – две крови, две враждебные

новь поднимают, им приплода в радость груз.

Адмет

Не рви мне душу: нет Алькесты, мертвая

лежит в земле, а я, увязший в бедствиях,

один влеку ярмо, двоим подъемное, –

кренится вес на сторону пустующую.

Геракл

И ты молчал.

Адмет

Что проку от беды моей

тебе? Уйдешь, забудешь – что мутить волну

бегущей вдаль реки? Успею бедствовать!

Уйдешь ты завтра – мне готовы долгие

года для жалкой скорби. Что отсрочки сей

часы перед такой громадой времени!

Мне жаль, что ты узнал, что отравил тоской

ты память, мысль о встрече, что, идя назад,

ты, верно, обойдешь страну печальную

мою, не пожалеешь ног на дальний путь.

Геракл

Думаешь, оставлю тебя

в твоей беде век вековать,

смерть проклинать?

Как бы не так –

не попробовав, как смогу

другом быть тебе! Собирай

мне в дорогу нехитрый груз:

хлеб, вино – может, вспомнит вкус,

запах дома; еще найди

ей одежду бел-лен, желт-шелк,

чтоб обвить ее платьицу, –

может, вспомнит, как на свету

была в нем, было ей к лицу.

Корифей

Дочка куклу даст, кубарь сын:

поднимайся, мам, вспоминай

руки детские, а без них

самый рай-то тебе не рай.

Геракл

Смерть против станет – так смерть остановлю,

обману, взад-вперед разверну, разворочу,

в крик кричу:

отдай,

что взяла в проклятый, гиблый, холодный, полнощный край;

смертью смерть погублю,

все сделает хилая, я не молю – велю.

Корифей

Много от мудрых слышано, как там, в пустом краю,

тени плывут с тенями – спешащие с похорон,

не узнают друг друга, своих лиц не узнают,

горестный, горестный, горестный, горестный слышен стон

с того проклятого струга, где кормщик правит Харон.

Хор

Тени теснятся тЕнями – взрастила плоды земля

горькие, сев для новых жатв мы готовим ей;

полным-полны трюмы черного бешеного корабля,

свинцовая тяжесть смерти вещество его якорей,

вещество его парусов – легкая ткань теней.

Корифей

Ходят слухи,

перешептывается земля:

мол, один уцелел,

побывав там, побытовав,

другой с полпути вернулся,

третий смерть обхитрил –

ходят по белу свету,

пробовавшие ее,

отблеск на них и бледность

нездешние, лоб высок,

глаз не мигает, видев

недолжное, тело ввек

не вянет под нашим солнцем,

отведав подземных нег.

Адмет

Нет, нет, нет! Сколько их,

глупых, бабьих и многословных

сплетен, расползаются глупость шипеть по миру!

Нет возврата на землю:

несчастен тот, кто несчастен,

кто мертв, тот мертв навсегда.

Оставь меня моей скорби.

Геракл

Силой возьму, что не взял искусством Орфей, –

ад, расступись, живых пропуская нас!

Разодрана в клочья, прочь отлетает тьма,

отмоемся ключевою водой – ох, жива, пресна! –

мы от позора смерти, от прикосновенья к ней –

хлещет вода, кипит, радуется сама.

Корифей

Нет меры человеческой силе,

нет угомону человеческой воле,

если даже в сумраке замогильном

ищем, меняем пути. Доколе

блуждать? Не упокоенные землею,

в страстях горим, изнемогаем болью,

смерть не прекратила ее, – какою

мыслью мучаемся, посыпаем солью

какие раны, чтобы не затянулись?

Вглубь копай лопата –

смерть отпустит душу, как мать-земля отпустила

белое тело.

Геракл

Будут тебе, Адмет,

радости на земле

супружеские: обнимешь,

как жадная смерть отдаст,

родную, на ложе страсти

милую возведешь,

жизнью отплатишь смерти

за столько-то бывших бед.

Адмет

Как повернешь смерть вспять?

Чем сможешь ее унять?

Геракл

Пойду на холм могильный встретить ворога,

посланца смерти, демона великого,

а там посмотрим, чья возьмет: иль в радости

ты встретишь утро, или возлияния

и жертвы приноси двойные Тартару –

за милую жену, за друга верного.

СТАСИМ 3

СТРОФА 1

Надо ль покойницу

в дом возвращать? Какие

песни и думы

с собой принесет? Стихии

не нашего мира греют,

не наши топчет,

пьет и вдыхает.

Криком зайдется кочет,

если тень дорогая

плоть на себя накинет,

время в себя заставит

войти, поутру не сгинет.

Корифей

Сдвинутся с места идолы

олимпийцев, придет подземный

Зевс на земле весенней

царить за обиды, гневный.

АНТИСТРОФА 1

Над страной, обаянной смертью,

глухо пойдут дожди

из темной, тяжолой, гиблой

Леты святой воды –

смоют отчизны образ,

времени; всех своих

спутаешь в час недобрый,

мертвых ты и живых.

Хоревты предстают в личинах Орфея и Эвридики.

Эвридика

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих комедий
12 великих комедий

В книге «12 великих комедий» представлены самые знаменитые и смешные произведения величайших классиков мировой драматургии. Эти пьесы до сих пор не сходят со сцен ведущих мировых театров, им посвящено множество подражаний и пародий, а строчки из них стали крылатыми. Комедии, включенные в состав книги, не ограничены какой-то одной темой. Они позволяют посмеяться над авантюрными похождениями и любовным безрассудством, чрезмерной скупостью и расточительством, нелепым умничаньем и закостенелым невежеством, над разнообразными беспутными и несуразными эпизодами человеческой жизни и, конечно, над самим собой…

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное