– Надо было срочно развивать ремонтную базу на Дальнем Востоке, строить доки, мастерские, заводы. Но денег на это особенно никто не выделяет. Единственный сухой док не в силах обеспечить всё увеличивающуюся эскадру! – злился Дубасов и слал в столицу всё новые телеграммы.
– И что это Дубасов так беспокоится? – раздражённо хмыкали столичные начальники, читая его послания. – Зачем вкладывать огромные деньги в Приморье, когда мы всегда можем перегонять корабли на Балтику и тут всё прекрасно ремонтировать!
В неоднократных донесениях Дубасов пытался обратить должное внимание Петербурга и на приготовления Японии к войне. «Страна деятельно и настойчиво готовится к ней и в виду этого мы, по моему убеждению, не можем связывать себе руки в действиях, которые прямо необходимы, чтобы не быть застигнутыми в беспомощном состоянии. Об этом я не могу и не должен умалчивать перед моим начальством прямо по долгу присяги». Правильность данной им оценки дальневосточного вопроса полностью подтвердилась последующими событиями, вызвавшими неудачную для России войну с Японией.
В конце концов терпение у начальства лопнуло.
– Дубасов устал, и его пора менять! – резюмировал адмирал Авелан после очередного дубасовского послания. – Он прямо-таки хочет поссорить нас с японцами!
– Этого крикуна и паникёра давно пора приструнить! – согласился генерал-адмирал Алексей Александрович, больше известный в морских кругах под прозвищем Семь пудов августейшего мяса.
Император, как это обычно за ним водилось, повздыхал:
– Конечно, Фёдор Васильевич – герой турецкой войны. Но уж больно неуживчив стал. Подавай ему войну, и всё тут! А где мы ему войн понаберём?
Посмеялись. Николай рапорт генерал-адмирала об отзыве Дубасова в Петербург подписал.
В двадцатых числах июля 1899 года, когда командующий готовил эскадру к новому походу в Порт-Артур, во Владивосток прибыл вице-адмирал Гильтебрандт. Немного смущённый ситуацией, он передал Дубасову засургученный пакет.
– Всё ясно и без бумаг высочайших! – буркнул Дубасов, печати срывая. – Ну вот, значит, и отплавался я! Принимайте дела! И поздравляю вас с назначением!
В последний день июля Дубасов спустил свой флаг на своём любимом «Рюрике», на катере обошёл эскадру, прощаясь с командами и кораблями. Через несколько часов паровоз уже уносил его от берегов Тихого океана, уносил навсегда. Горькую пилюлю отстранения от службы Дубасову подсластили вице-адмиральским чином и должностью начальника технического морского комитета.
Справедливости ради следует сказать, что Гильтебрандт, едва приняв командование эскадрой и войдя в курс дела, также стал требовать приобретения порта на юге Кореи и также не нашёл никакой поддержки. Проблема незамерзающей русской военно-морской базы на Тихом океане, пусть крайне неудачно, была решена.
Начало войны с Японией и бандитское нападение на Порт-Артур, закончившееся торпедированием нескольких наших кораблей, Дубасов воспринял как неизбежное зло. Тотчас поехал в министерство узнать: может, ему какую-нибудь должность на действующем флоте предложат?
– Я готов на любое место! – заявил он Авелану. – Могу эскадру, отряд кораблей принять, далее портом командовать. Опыта хватит!
– Успокойтесь, Фёдор Васильевич! Тут и так голова кругом идёт! – не очень вежливо оборвал его управляющий министерством. – Надо будет – позовём!
– А кто назначается командующим Тихоокеанской эскадрой? – поинтересовался Дубасов.
– Государь распорядился определить туда Макарова.
– Что ж, Степан Осипович кандидатура достойная, – заметил Дубасов.
Дубасов и Макаров были старыми друзьями и соперниками одновременно. Оба – герои турецкой войны, оба всё время шли и в чинах, и в должностях, как говорят, «ноздря в ноздрю». Конечно, Дубасову было где-то обидно, что не его, а Макарова определил государь к столь важной должности, но зла на Степана Осиповича Дубасов не держал, и на вокзал проводить его пришёл, и на прощанье обнял.
И Макарову, и Дубасову история отвела своё место. Оба остались в народной памяти, но, увы, по-разному. Вице-адмирал Макаров погиб на броненосце «Петропавловск», подорвавшемся на мине. Судьба Дубасова сложилась иначе.
На дипломатическом поприще
С возвращением в Петербург для Дубасова наступил относительно спокойный отрезок его жизни. Должность председателя Морского комитета при всей её важности и хлопотливости всё же была куда более спокойна, чем должность командира отдельной эскадры. Теперь Дубасов мог наконец-то быть в кругу семьи, что для моряка всегда является синонимом настоящего счастья.