Адмирал Эндрю Каннингхем

Командующий флотом лично поднялся на борт «Клеопатры» и поздравил контр-адмирала Вайяна с великолепно проведенной операцией, за которую его позднее представили к Ордену Британской Империи 2-й степени.

На этой мажорной ноте можно было бы закончить рассказ о втором сражении в заливе Сирт. но у читателя может возникнуть вопрос, а как же быть с главной целью операции — доставкой грузов на Мальту? Выполняя приказ Вайяна, все 4 транспорта рассредоточились и каждый из них в сопровождении 1 или 2 эсминцев добирался в течение ночи до Мальты самостоятельно. Однако, из-за вынужденного отступления на юг во время дневного боя надводных кораблей, их время в пути неизбежно увеличилось. На рассвете 23 марта они все еще находились в открытом море и подвергались интенсивным налетам.

Первыми сразу после 9.00 в Гранд-Харбор вошли «Талабот» и «Пампас», каждый в сопровождении эсминца. Их неистово приветствовали толпы мальтийцев, собравшихся на причалах. «Клан Кэмпбелл» отстал от них на приличное расстояние. Около 10.30 он все еще находился на расстоянии 50 миль от острова, когда получил попадание в машинное отделение бомбой, сброшенной с пикирующего бомбардировщика с высоты всего около 15 м. «Клан Кэмпбелл» перевернулся и затонул. Эсминец «Легион», получивший приказ идти ему на помощь, был поврежден близким разрывом бомбы и выбросился на берег.

В 9.20 «Бреконширу» оставалось пройти всего 8 миль до Гранд-Харбора, когда он получил попадание бомбой в машинное отделение и был полностью обездвижен. Дул штормовой ветер, гнавший крутую волну, тем не менее, «Карлисл» не оставлял попыток взять подбитый транспорт на буксир, описывая вокруг него круги и отбиваясь от атакующих самолетов. Все усилия крейсера оказались тщетными. Дрейфуя к берегу, «Бреконшир» вынужден был стать на якоря. При нем остались 3 эсминца. Через некоторое время один из них подорвался на мине и затонул. В течение 26–27 марта немецкая авиация окончательно добила «Бреконшир». Он затонул у самого берега, так что часть его борта осталась над водой. Позднее большую часть жидкого топлива из него все же выкачали посредством шлангов, заведенных через днище.

Впрочем, «Талаботу» и «Пампасу» также не удалось спастись. Их разбомбили прямо на рейде Гранд-Харбора. На «Талаботе» возник пожар, и его пришлось затопить из опасения, что на нем сдетонирует груз боеприпасов и разрушит все вокруг. Полузатопленный «Пампас» едва держался на воде. Не считая жидкого топлива с «Бреконшира», на Мальту попали только 5.000 т. грузов из 26.000 т., доставленных с таким риском и такой ценой.

Каннингхэм не случайно выглядел замкнутым и молчаливым, встречая эскадру Вайяна в Александрии. Он уже знал, что возможно в последний раз видит, как военные корабли входят в александрийскую гавань. Проводка этого конвоя на Мальту стала последней операцией, осуществленной Каннингхэмом в должности командующего флотом. В середине марта он получил радиограмму от первого морского лорда, сообщавшую, что ему предстоит сдать командование флотом и отправиться в Вашингтон во главе английской военно-морской делегации.

Каннингхэм отнюдь не горел желанием ехать в Америку. Ему ужасно не хотелось оставлять Средиземноморский флот в тот момент, когда удача отвернулась от него. Командование флотом должен был принять адмирал Генри Харвуд, тот самый, которому довелось руководить операцией по уничтожению «карманного линкора» «Адмирал граф Шпее» в Южной Атлантике. Каннингхэм категорически возражал против кандидатуры Харвуда и неоднократно доводил свое мнение до сведения Паунда. Однако что-либо изменить было бы уже не в его силах. 1 апреля 1942 года Каннингхэм спустил свой флаг на «Куин Элизабет». До прибытия Харвуда обязанности командующего флотом исполнял вице-адмирал Придхэм-Уиппелл.

Отъезд Каннингхэма держался в строжайшем секрете. В последний день флагманы и командиры кораблей отобедали с ним на борту «Куин Элизабет». Он оставил после себя три обращения: одно было адресовано военному флоту, второе — торговому флоту, и третье — гарнизону и жителям Мальты. В день отъезда платформа, от которой отходил поезд на Каир, была черна от кителей морских офицеров. «Что я говорил им на прощанье, вглядываясь в их усталые и загорелые до черноты лица, я уже не помню. Могу вспомнить только то, что творилось в моей душе. При прощании со всеми моими преданными друзьями на меня нахлынули такие горькие чувства, как будто я теряю все».