Наша дружба и симпатии друг другу росли по мере того, как боевые действия становились всё интенсивней. А когда же они превратились просто в бойню на «Орешке», то можно было сказать, что с Волынцом мы стали побратимами. Мы тогда оба, из флотских превратились в обычных пехотинцев и стали одними из последних, защитников той крепости…
Что ж, хочу сказать, это был поистине отважный командир и воин, казалось не боящийся никого и ничего. Мне несколько раз приходилось приказывать моим людям оттаскивать, вошедшего в боевой азарт полковника, с линии огня. А он любил, стоя в полный рост, косить противника из ручного пулемёта. Как его тогда не зацепило, не понимаю. Волынец, по-моему, вообще был единственным, оставшимся невредимым из всего гарнизона «Орешка».
— Заговорённый я, — смеялся Фёдор Афанасьевич, видя мое удивление тогда. — В нашей семье все такие. Можешь мне не верить, но пока у кого-либо из моей родни, нет детей — его или её, ничто не берёт: ни болезнь, ни пуля, ни несчастный случай. Да-да, вот такой договор у семейства Волынцов с Господом Богом. Но, как только появляется первенец, всё меняется с точностью до наоборот. Все, кого я знал из своих дядьёв, погибали раньше положенного им срока. Вот так, Сашка… А ты думал, почему я бездетный до сих пор, в свой полтинник-то? Именно поэтому… Хрен меня возьмёт какая-то польская пуля, договор я соблюдаю…
Мы тогда посмеялись над этими его словами, а через некоторое время, когда боевые действия уже закончились, Волынцу всё же пришлось нарушить свой договор. Как не кичился старик своей независимостью и холодностью к женскому полу, и его намотало на эти колёса. И, похоже, главной свахой, оказался я сам.
Не смог седовласый полковник пройти мимо Янины Дибич. Молодая, дерзкая до крайности, капитан-лейтенант сразила тогда Фёдора Афанасьевича своими рыжими косами и большими зелёными глазами. Всё, поплыл Волынец…
Я знал Янину ещё с Академии, она училась на два курса младше, на отделении — лётчиков-истребителей. Уже тогда она обращала на себя внимание, скорее не красотой, а своей решительностью и целеустремлённостью. Я не пророк, но тогда сказал сразу, что эту курсантку ждёт большое будущее, если конечно она не погибнет — такие отчаянные, как правило, первыми сгорали в плазме вражеских пушек.
Однако лейтенант, а потом и капитан Дибич, не собиралась погибать в истребительных дуэлях. Она стала прекрасным командиром эскадрильи и, кстати, именно она участвовала в деблокаде «Орешка», когда адмирал Дессе всё же сумел прорваться к осаждённой крепости и спас нас с Волынцом.
В общем, тогда они и встретились. Как я уже говорил, старик пустил слюну сразу, да и Янина смотрела на Волынца, как-то уж, слишком восхищённо. Действительно, полковник, овеянный минутной славой, в своём пробитом, испачканным кровью бронескафандре, казался тогда молодой девушке поистине былинным богатырём. То уважение, которое выказывали Волынцу все находящиеся рядом, поразили Янину и в итоге, она тоже была им покорена…
Военные быстры на действия, поэтому свадьбу эти двое сыграли уже через месяц. А потом у молодой пары родилось рыжеволосое непоседливое чудо — их дочка Варя…
После окончания Польской кампании нас раскидало по разным краям Империи, и в следующий раз я увидел моих друзей только уже через четыре года. Эта встреча произошла во время войны с османами, и нам снова пришлось сражаться рядом. Волынец уже был комендантом «Измаила», а Янина — командиром крепостной эскадрильи. Жаркое было тогда время, пожалуй, ещё опасней, чем первая кампания, но окончилась и эта война.
Кстати, тогда меня хорошо зацепило. Благо спасло то, что на «Одиноком» был самый современный мед. отсек — вытащили врачи практически с того света. Дибич тоже была контужена в одном из боёв, а вот у Волынца снова ни единой царапины.
— Не работает твой заговор, старик, — подшучивал я над ним. — Не берёт тебя смерть, хоть и Варька вон какая большая уже бегает… Я рассчитывал, что хоть сейчас тебя подстрелят. Но нет, даже в ад не хотят тебя черти забирать…
— Так, а здесь кто у нас? — спросил я, быстрым движением, хватая на руки, Варю, прятавшуюся всё это время за своим отцом. — Маленький вражеский шпион?
— А — а! — завизжала та, пытаясь вырваться.
— Помнишь дядю Сашу? — спросил отец засмущавшуюся девочку.
— Не знаю, не помню…
— Как? — я удивлённо посмотрел на неё. — Я кто обещал за меня выйти замуж, когда вырастет? Или всё, любовь уже прошла?
— Не обещала я! — закричала девочка, ещё больше смутившись и пряча лицо мне в китель, под дружный смех всех стоящих рядом.
— Вот женщины — все вы такие ветреные, — смеялся Фёдор Афанасьевич. — Смотри дядя Саша уже и адмиралом стал… Видишь, к тебе специально прилетел — жениться…
— Ничего мы не ветреные, да? — сказала Наэма, подмигивая Варе и забирая её у меня с рук. — Просто умеем выбирать… Нам скажи, такого старого адмирала не нужно. Когда мы вырастем, с него уже песок будет сыпаться…