Адмирал Канарис - "Железный" адмирал

верное, больше не придется работать у нас. Мартинес Кампос, шеф испанской разведки, тоже отказался помочь.

Впрочем, Канарис предполагал нечто подобное. И потому прихватил с собой некое досье, подготовленное для него сотрудниками абвера-Ш.

Что в нем было? Факты, только факты. Бумаги свидетельствовали: если бы не помощь абвера, в Мадриде вместо генерала Франко и его окружения давно бы правили другие люди...

Документы оказались красноречивее самого адмирала. Ознакомившись с ними, Вигон и граф Хор-дана согласились: абверу нужно и дальше работать в Испании. Это полезно для самого Франко.

Впрочем, Канарис понимал: эта отсрочка не надолго. Каудильо не захочет связать свою судьбу с гибнущей Германией. Он проведет Испанию над пропастью, в которую рухнет бывший союзник. Не обманывался адмирал и в другом. Британская разведка уже раскрыла всех агентов абвера в Испании, ей теперь известен каждый шаг немцев. Лучшая шпионская сеть Германии пришла в упадок. Что говорить о прочем?

абвера подвели собственные агенты. Как говорит русская пословица: каков поп, таков и приход.

Позднее выяснится, что никакого нового следствия Редер не затевал. В конце ноября 1943 года Леман действительно вызвал судью в Берлин, но совсем по другому поводу. Во время одного из авианалетов бомба попала в бывший кабинет Редера, и многие документы сгорели, в том числе и «дело о депозитной кассе». И Леман обратился к судье с просьбой восстановить по памяти хотя бы перечень утраченных документов. Редер прибыл на три дня, просмотрел, что осталось, вспомнил, что смог, и снова отбыл в свой IV воздушный флот.

Канарис же, решивший сыграть на опережение, того не знал и в результате вызвал обвал на свою голову.

Он решил опозорить коварного судью. А для этого 10 января 1944 года срочно вызвал в Берлин генерал-майора фон Пфулыптейна, командира дивизии «Бранденбург». Когда тот примчался, в приемной уже сидели Хансен и Фрейтаг-Лорингховен. Адмирал плотно притворил дверь за вошедшими, схватил бумагу, лежавшую на столе, и сунул ее Пфульштей-ну: «Читайте!» Пока генерал знакомился с содержанием документа, Канарис нетерпеливо расхаживал по комнате. И, видя, что чтение затягивается, ткнул генерала носом в нужную строчку.

В этом месте записки, составленной адвокатом Донаньи, графом фон дер Гольцем, было сказано, что судья Редер именовал дивизию «Бранденбург» «скопищем трусов, отлынивающих от фронта».

«Когда я прочел сие, — вспоминал Пфулып-тейн, — Канарис сказал, что это оскорбление и клевета на мою дивизию». Как, интересно, на то намерен реагировать генерал?

Пфульштейн подумал и сказал, что надо, видимо, подать иск в суд. «Надеюсь, адмирал, вы поддержите его...» Канарис был явно разочарован, он жаждал более действенной и немедленной мести.

Тут генералу пришла более удачная идея. Он предложил попросту набить Редеру морду за такие суждения.

Адмирал был в восторге. Он посоветовал генералу еще порасспрашивать Гольца и Донаньи— они хорошо помнят, как бранился судья, — и тут же действовать.

Генерал так и сделал, а потом задумался. Редер, оказывается, произнес свою реплику, когда узнал, что Донаньи помог Паулю Штруццлу, которому грозил фронт, устроиться в полк «Курфюрст». Полк этот давно уже отделился от «Бранденбурга», и махать кулаками из-за чужой воинской части не хотелось бы. Вдобавок, когда осмотрительный генерал поинтересовался у Зака, главного судьи сухопутных войск, что бывает за «удар по роже», то получил такой ответ: «Немедленно снимут с должности командира дивизии и на 6—9 месяцев посадят в крепость. А потом отправят на фронт».

Такой ответ окончательно расхолодил генерала, о чем на следующий день он и сообщил Канарису. Тот надул губы: «Вам, очевидно, недостает личного мужества...» Тут уж взвился Пфульштейн: «Теперь мне все ясно. Я сделаю выводы!»

И, чеканя шаг, вышел из кабинета.

ветовал генералу «сделать выводы из собственного решения». Это окончательно взбесило Пфульштейна. В ярости он тут же настрочил своему новому врагу, Канарису, письмо, в котором среди прочего говорилось, «что мне не только достанет мужества уладить это дело, но и хватит мужества, чтобы взять на себя ответственность, которую вы не решитесь нести».

Пфульштейн тут же вызвал лейтенанта Арнольда фон Густедта, своего адъютанта. Офицеры вылетели во Львов, в штаб-квартиру IV воздушного флота. 18 января генерал и лейтенант появились в приемной судьи Редера, сняли пальто, оставили портупеи и пистолеты и спокойно шагнули в кабинет. Заговорил Пфульштейн: «Господин старший военный судья, у меня есть один вопрос к вам. В свое время вы занимались делом Донаньи?» Редер кивнул. «Во время слушания дела вы позволили себе сказать, что особое формирование «Бранденбург» — скопище трусов, отлынивающих от фронта». Редер перебил его: «Разрешите спросить, откуда господин генерал знает об этом?» Но Пфульштейн решил не отвлекаться на мелочи: «Позже узнаете! А пока я — командир дивизии «Бранденбург» — хочу ответить за своих солдат. Вот мой ответ!»