Адмирал Канарис

То, что Донаньи должен был стать первой жертвой расследования Рёдера, особенно трагично еще и потому, что именно этот исключительно умный человек хорошо понимал всю опасность письменной фиксации содержания дел, которые были нелегальными с позиции Третьего рейха. Еще гораздо раньше он как-то сказал своему сотруднику Юстусу Дельбрюку, показав жестом на кипу секретных документов: «Каждая бумажка — смертный приговор». Однако, с другой стороны, Остер и его сотрудники находились под сильным влиянием требования Бека сохранить документы, свидетельствующие о всех действиях и бездействии оппозиции. Особенно на первых этапах войны Бек указывал на то, что придет день, когда оппозиция должна будет доказать, что еще тогда, когда большинство людей верили в победу Гитлера, она приняла решение начать сопротивление преступному режиму и вела деятельность в соответствии с этим решением. Сам начальник генерального штаба также не бросил привычку документально оформлять каждый свой шаг. Собрание документов Остера было начато и велось, следуя той же цели: с одной стороны, зафиксировать деятельность оппозиции, а кроме того, описать гнусные преступления национал-социалистического режима.

Единственной ошибкой в расчетах Остера было то, что он не мог знать, что в афере с валютными преступлениями в Мюнхене гестапо замаскировало свое расследование под чисто криминальный случай. Неудачей для Остера и его сотрудников и удачей для гестапо оказалось то, что Рёдеру уже в первый час его расследования попал в руки политический материал, который для Остера лично и для всей разведки носил изобличающий характер.

Рёдер, который почуял запах крови, неделями вел следствие. Он вел себя надменно, угрожал свидетелям, хвастался своими личными связями с Герингом, но, однако, ничего больше не смог добиться. Правда, доктор Йозеф Мюллер был арестован в Мюнхене, но это могло произойти уже на основании показаний обоих задержанных, о которых писалось выше. О том, что в разведке не было обнаружено никакого изобличающего материала, касающегося показаний задержанных, можно заключить из факта, что, хотя против доктора Йозефа Мюллера было выдвинуто обвинение, однако затем он был оправдан. Это не означает, что он был выпущен на свободу. Более того, гестапо держало его в тюрьме. Оправдательные приговоры судов первой инстанции для тех, кто числился в черных списках гестапо, не были благодатью. Более легкими были для них наказания с лишением свободы на непродолжительные сроки; эти наказания выносились судами первой инстанции, в таких случаях осужденные направлялись в места лишения свободы, которые были подведомственны управлению юстиции, и таким образом избавлялись от гестапо. Процесс против Донаньи был с помощью главного судьи армии доктора Зака успешно затянут. Дело не дошло еще даже до вынесения обвинения, когда события 20 июля 1944 г. устранили последние препятствия на пути гестапо и Донаньи также стал жертвой крупной акции уничтожения.

Однако вернемся к расследованию Рёдера в разведке. Опасность, грозящая Канарису и всей его работе, заставила его лихорадочно действовать. Вновь сказались его находчивость и изворотливость. Он пустил в ход все средства, чтобы отбить нападки Рёдера. Неловкость и бестактность Рёдера сыграли ему на руку. Канарис сумел внушить Кейтелю, что Рёдер далеко превышает свои полномочия, что расследование против разведки является лишь поводом, а на самом деле это нападение СС на вермахт и его верхушку — на самого начальника штаба верховного командования вермахта. Его слова заставили Кейтеля действовать. Рёдер был смещен. Его сняли с повышением; он был назначен с повышением в должности в максимальном удалении от Берлина.

Насколько ожесточен был Канарис против Рёдера видно из того, что он, противник любого проявления насилия, стал в случае с Рёдером, по меньшей мере, идейным вдохновителем акта грубой силы. В процессе расследования Рёдер сделал также несколько порочащих замечаний о дивизии «Бранденбург», которую он назвал сборищем лодырей и трусов, уклоняющихся от отправки на фронт. Командир дивизии, генерал-майор фон Пфульштейн, потребовал (по инициативе Канариса) от Рёдера объяснений, а когда тот не смог дать сразу убедительный ответ, дал ему пощечину. Канарис рассказывал об этом в своем кругу с удовлетворением. Когда после этого Пфульштейн был взят под стражу, Канарис тут же отправился к Кейтелю и объяснил ему, что Пфульштейн действовал по его указанию. Следовательно, виноват он, Канарис. Поэтому он считает себя под арестом, пока Пфульштейн не будет освобожден. Он действительно не покидал свой дом примерно в течение недели, пока не получил от Кейтеля сообщение, что дело Пфульштейна улажено.