Адмирал Канарис

В ходе судебного разбирательства в Международном военном трибунале в Нюрнберге Канарис постоянно упоминался как центральная фигура немецкого движения Сопротивления. Те, в ком было больше безрассудства, чем ума, пришли в ходе слушания дела к выводу, что начальник немецкой военной разведывательной службы несет непосредственно вину за поражение Германии, так как он сознательно и успешно саботировал немецкую победу. Такие взгляды переоценивают возможности, имевшиеся у Канариса, и еще больше переоценивают его самого. Мы уже несколько раз отмечали, что в действительности влияние разведки и ее начальника на планирование военных действий, а также их сведения о намерениях военного руководства, были крайне незначительными и неполными. Канарис не саботировал победу Германии уже потому, что он не в состоянии был бы это сделать, даже если бы хотел. Однако он не хотел поражения Германии, хотя был убежден, что победа системы означала бы для Германии еще большее несчастье, чем поражение. В том, что победа Гитлера невозможна, он был, однако, уверен всегда. Трагедия этого человека заключалась в том, что в силу обстоятельств он оказался в положении, когда, по его убеждению, он мог служить своему отечеству, которое любил, только продолжая служить человеку и режиму, которых ненавидел. При этом он даже не мог утешиться надеждой на хороший конец, как многие из его товарищей и друзей, что наперекор своему рассудку все еще лелеяли надежду на какое-нибудь чудо, способное изменить все к лучшему. Канарис больше других страдал из-за внутреннего разлада еще и потому, что видел, как неумолимо приближается несчастье; он обладал достаточно развитым воображением, чтобы представить себе беду во всех ее ужасных подробностях.

С этой точки зрения его служебная деятельность во время войны большей частью заключалась в том, чтобы предотвращать несправедливость и безрассудство. Особенно он стремился, насколько это было в его силах, сохранить незапятнанной честь вермахта. С первых дней войны он был уверен, что действия и бездействие вооруженных сил Германии и их руководства когда-то станут объектом тщательного расследования перед международным форумом. Он также знал, что это расследование коснется и деятельности секретной службы, бывшей под его руководством, и что именно в этой области вся деятельность и бездеятельность будут проверяться с микроскопической точностью. Он привык ежедневно лично записывать в дневник все события предыдущего дня, а когда началась война, просил начальников отделов также фиксировать свою служебную деятельность в дневниках, «потому что, господа, наступит день, когда нам придется давать отчет всему миру», — и это звучит как пророчество.

Сегодня известно, что Канарис сознательно саботировал целый ряд акций, которые планировал Гитлер. Если мы рассмотрим отдельные случаи, то увидим, что в них речь всегда шла о борьбе с несправедливостью или безрассудством, а так как выполнение соответствующих приказов почти каждый раз поручалось второму отделу его ведомства (он отвечал за организацию диверсий и саботажа), то действия Канариса были саботажем саботажа, диверсией против диверсии.

Одно из первых дел, о которых мы хотим здесь рассказать, касалось французского флота, который согласно положениям о перемирии стоял вблизи Тулона. Это было вскоре после встречи, состоявшейся между Гитлером и Петеном в Монтрё в конце октября 1940 г., то есть всего лишь четверть года спустя после заключения перемирия между Германией и Францией. Уже тогда Гитлер, по всей вероятности, вынашивал план нарушить это перемирие. Он поручил Канарису через Кейтеля принять все меры к тому, чтобы помешать французскому флоту выйти из Тулона. В данном случае необходимо было организовать диверсию. В ходе разговора между Канарисом и руководителем компетентного отдела выяснилось, что речь шла о совершенно дилетантском поручении. Это была задача, которую невозможно было выполнить, не привлекая общего внимания. Необходимо было доставить достаточное количество взрывчатки на несколько десятков кораблей, часть которых находилась в военном порту, хорошо охраняемом и отрезанном от города и торгового порта, а другая часть стояла на рейде; эту взрывчатку нужно было поместить таким образом, чтобы в нужный момент лишить суда возможности двигаться. Уже тогда Канарис убедился, что нецелесообразно объяснять Кейтелю или даже Гитлеру всю абсурдность подобных поручений. В таких случаях обычно отвечали, что слов «невозможно» в лексиконе Третьего рейха не существует. Поэтому он начал затягивать это дело. Кейтелю было сказано, что необходимые приготовления уже начаты, что придется преодолеть большие трудности и многое другое, короче, был сделан вид, как будто что-то предпринимается, в то время как в действительности ничего не делалось.