Кокпит-кантри – так именовалась территория, недоступная для белого человека, независимая республика на северо-западе Ямайки. Полтора столетия назад, отвоевав остров у испанцев, англичане обнаружили, что эта его часть уже была заселена беглыми рабами и уцелевшими остатками коренного индейского населения. Несколько попыток подчинить этот район закончились провалом: желтая лихорадка, непроходимая местность вкупе с отчаянной храбростью ее защитников сделали свое дело. В конце концов, был заключен мир, предоставлявший Кокпит-кантри независимость с одним единственным условием: не укрывать впредь беглых рабов. Этот договор действовал уже на протяжении пятидесяти лет, и ничто не мешало ему существовать и далее. Логово пиратов располагалось на границе этой территории, примыкавшей к горам.
– А вот там – Монтегю-бей, милорд, – сказал Спендлов.
Хорнблоуэру довелось побывать там в прошлом году, на «Клоринде» – уединенная гавань с удобной якорной стоянкой, служившая убежищем для нескольких рыболовецких суденышек. Он с тоской устремил взор к далекой голубеющей поверхности моря. Он пытался придумать какой-нибудь способ бежать отсюда, или прийти к соглашению с пиратами на почетных условиях, однако после бессонной ночи его мозг работал вяло, а теперь, после еды, эта вялость только усилилась. Он почувствовал, что засыпает, и постарался взбодриться. Сейчас, когда ему перевалило за сорок, недостаток сна сказывался самым серьезным образом, особенно если он сочетался с такими непривычными и утомительными физическими нагрузками. От Спендлова не укрылся его «клевок носом».
– Думаю, Вам следует поспать, милорд, – заботливо сказал он.
– Вполне вероятно.
Он позволил своему телу сползти на землю. Лежать было очень жестко и неудобно.
– Сюда, милорд, – произнес Спендлов.
Две руки обхватили его за плечи и помогли повернуться, теперь его голова лежала на коленях у Спендлова. На мгновение мир закружился перед его глазами. Он слышал шепот бриза, журчанье и плеск водопада, громкий разговор пиратов и их женщин слился в монотонный гул – а потом он погрузился в сон.
Некоторое время спустя он проснулся: Спендлов тряс его за плечо.
– Милорд! Милорд!
Он приподнял голову, с легким недоумением оглядываясь вокруг: ему потребовалось несколько секунд для того, чтобы вспомнить, где он находится, и как он тут оказался. Перед ним стояли Джонсон и еще один или два пирата, на заднем плане виднелась одна из женщин, поза ее свидетельствовала о том, что она приняла непосредственное участие в принятии решения, которое, видимо, было-таки достигнуто.
– Мы пошлем к губернатору тебя, лорд, – заявил Джонсон.
Хорнблоуэр заморгал, глядя на него: хотя солнце зашло за скалу, свет был слишком ярким.
– Ты, – продолжал Джонсон, – пойдешь ты. А он останется у нас.
И он жестом указал на Спендлова.
– Что вы имеете в виду? – спросил Хорнблоуэр.
– Ты пойдешь к губернатору и добудешь нам помилование, – ответил Джонсон, – ты попросишь его, и он его даст. Он останется здесь. Мы можем отрезать ему нос, или выколоть глаза.
– Господь всемогущий, – выдохнул Хорнблоуэр.
После всех дискуссий Джонсону, или его советникам, может быть, той самой женщине, удалось найти приемлемый выход из ситуации. У них имелись своеобразные представления о чести, об обязательствах, которые накладывает на человека необходимость соответствовать определению «благородный». Они подозревали также, что отношения, связывающие Хорнблоуэра и Спендлова вполне могут иметь характер родства: такой вывод они могли сделать, наблюдая, как Хорнблоуэр спит на коленях у Спендлова. Им стало ясно, что Хорнблоуэр ни в коем случае не оставит Спендлова на произвол похитителей и сделает все возможное, чтобы возвратить ему свободу. Может даже – воображение Хорнблоуэра, находясь на грани сна и бодрствования, хлестало через край, – может, они даже уверены, что в случае, если у него не получится выхлопотать помилование, он вернется, чтобы разделить судьбу Спендлова.
– Мы пошлем тебя, лорд, – повторил Джонсон.
Женщина, стоявшая позади, что-то прокричала.
– Мы пошлем тебя, лорд, – сказал Джонсон, – вставай.
Хорнблоуэр, не спеша, поднялся: ему в любом случае необходимо было время – для того, чтобы определить, какую частицу собственного достоинства ему удалось еще сохранить, да и если бы даже он хотел рывком вскочить на ноги, ему бы это не удалось. Все тело ужасно ныло.
– Эти двое проводят тебя, – заявил Джонсон.
Спендлов тоже поднялся.
– С Вами все в порядке, милорд? – с волнением спросил он.
– Да, за исключением одышки и ревматизма, – ответил Хорнблоуэр, – а Вы-то как?
– О, я в порядке, милорд! Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне более, милорд.
Он сопроводил эти слова многозначительным взглядом, взглядом, который должен был выразить то, что нельзя произнести вслух.
– Никогда не беспокойтесь, милорд, – снова повторил Спендлов.
Он пытался сказать своему начальнику, что его следует оставить, что не следует думать о выкупе, что он готов выдерживать какие угодно пытки сколь угодно долго, лишь бы его начальник смог выпутаться из этого дела.