Адмирал Колчак

Не думали, не гадали тогда Тимиревы, что Колчак вихрем ворвется в их личную жизнь и отшвырнет супругов друг от друга. А ведь Сергей Николаевич любил Анну Васильевну, а Анна Васильевна любила Сергея Николаевича, у них рос ребенок, сын – подвижный, говорливый, умеющий хорошо рисовать и сочинять сказки Володя,[123] он же – Одя.

Свои таланты Владимир, наверное, получил от матери. Он любил старательно, очень скрупулезно срисовывать картины Шишкина, медведей делал, как живыми, «живее», чем на оригинале, чем несказанно восхищал своего добродушного отца, капитана первого ранга.

Анна Васильевна по профессии была художницей – это, кстати, в будущем, на старости лет, позволило ей зарабатывать деньги на хлеб с водочкой. Но это было потом, в красной России, а пока революция еще не разделила страну на два враждебных берега, пока все еще были братьями. И был еще Петербург – впрочем, только что переименованный в Петроград,[124] и была тихая Любава со стоянками для крейсеров и подводных лодок, и был Гельсингфорс – главная линейная база Балтийского флота – с блестящими офицерами, несколькими флотскими оркестрами и танцами в ресторанах. Колчак не заметил Анну Тимиреву, но Тимирева заметила его.

Она проводила мужа, помахала ему с перрона рукой в окошко и на пролетке вернулась домой.

По дороге несколько раз вспомнила Колчака-Полярного, отметила про себя, что такого с ней не бывало никогда – она не позволяла себе думать о других мужчинах, а тут – на тебе… Впрочем, в памяти не удержались ни озабоченная угрюмость этого человека, ни настороженно-широкие шаги его, осталось совсем другое – ощущение света, тепла и еще, как она сама потом призналась, ощущение стремительной энергии.

Через две недели Тимирева поехала к мужу в Гельсингфорс – там надо было подбирать квартиру, оглядеться поосновательнее и вообще подготовить переезд вместе с Одей. Одя, несмотря на то что подавал задатки художника, в ту пору был еще мал, по ночам любил покричать, часто пруденил под себя, а очутившись в луже, орал. Сергей Николаевич улыбался:

– Моряк будет!

Сергей Николаевич приходился Анне Васильевне, в девичестве Сафоновой, троюродным братом. Он, как и Колчак, воевал с японцами, плавал на броненосцах «Пересвет» и «Победа», перенес все тяготы береговой войны, но виделись они с Колчаком редко.

Тяжело раненный, уже на берегу, на горе Высокой, Тимирев попал к японцам, те положили его в госпиталь и, когда вылечили, решили отпустить домой, в Россию. Для этого надо было выполнить один пустяк, сущий пустяк, считали они, – подписать бумагу о дальнейшем неучастии в войне. Сделать это Тимирев отказался наотрез и очутился в плену.

Вернулся он с войны героем. Ну как было не влюбиться в такого человека? Неважно, что он был много старше Анечки Сафоновой, зато он был красив, моложав, награжден несколькими боевыми орденами и золотой саблей с надписью «За храбрость». Гимназистки млели, когда видели его, на надушенных листочках присылали Тимиреву любовные стихи. Но из всех гимназисток Сергей Тимирев выбрал только одну – Анечку Сафонову – и связал с нею свою жизнь.

– Тебя не смущает, что я старше тебя на целых восемнадцать лет? – поинтересовался он у Анечки.

– Нет. Как там написано у Пушкина? «Любви все возрасты покорны»? Еще: «И тебе я отдана и буду век тебе верна»?

Анечка плохо знала Пушкина и, когда его цитировала, часто ошибалась.

– Пушкин написал иначе. «Но я другому отдана и буду век ему верна».

Поняв, что пушкинская фраза в подлинном своем построении неожиданно приобрела двойной смысл, будущая жена Сергея Тимирева покраснела.

– Хватит Пушкина! Я имела в виду, что буду верна тебе. Тебе. И больше никому.

Но как все-таки была точна пушкинская фраза «другому отдана»… Тимирев впоследствии вспомнил ее не раз.

В Гельсингфорсе, в штабе Балтийского флота, капитан первого ранга Тимирев занимал, как и Колчак, должность флаг-капитана – что-то вроде заместителя и помощника командующего по распорядительной части. Колчак же был флаг-капитаном по оперативной части.

В тот день, когда Тимирев прибыл в Гельсингфорс, на свою традиционную пирушку решили собраться бывшие порт-артуровцы. Местом сбора назначили квартиру Николая Подгурского – командира броненосного крейсера «Россия». Подгурский в Русско-японской войне отличился больше других – он удостоен пяти боевых орденов и личного золотого оружия. Естественно, на эту шумную и беззаботную, как в прежние времена, пирушку были приглашены оба флаг-капитана, Колчак и Тимирев.

Анечке Тимиревой очень понравилась обстановка той пирушки – какая-то очищающая, светлая, понравилась элегантностью, с которой офицеры ухаживали за дамами: морской офицер – это ведь не профессия, а призвание, моряк даже платок с пола поднимает не так, как другие офицеры, – делает это очень артистично, аристократически.