Адмирал Колчак: правда и мифы

Большой интерес в этом отношении представляет свидетельство враждебной стороны. Один из видных большевистских деятелей, председатель Сибирского ревкома И. Смирнов в период колчаковской диктатуры доносил В.И. Ленину: «В Сибири контрреволюция сложилась в правильно организованное государство с большой армией и мощным разветвленным госаппаратом (выделено мной – В.Х.)».[71] Даже делая скидку на субъективность и преувеличенность этого отдельно взятого мнения, нельзя не заметить, что оно во многом ломает ставшее стереотипным представление о «внутренней гнилости» государственного организма белых.

Несомненно одно: переворот 18-го ноября был объективно подготовлен всем ходом предшествующих событий. Как бы подводя черту под ними, солидная уфимская газета «Отечественные ведомости» писала в первые дни после происшедшего: «Внутренняя логика вещей… с фатальной неизбежностью вела нас к диктатуре».[72]

Для многих сами собой напрашивались исторические аналогии. Так, иркутская либеральная газета «Свободный край» напоминала: «История дает нам немало примеров, говорящих за то, что от революционных бурь переход к народовластию совершается через… диктатуру. Так было в Англии при Кромвеле, так было во Франции при Наполеоне».[73] Выражая мнение правых и кадетских кругов и призывая не пугаться диктатуры, газета заключала: «Как бы далеко ни отстояла диктатура от истинного народоправства, она все же ближе к нему, чем стадия «углубления революции», ведущая прямой дорогой к анархии и полному государственному развалу». В другой статье та же газета сравнивала погибшую эсеровскую революционную демократию с «декадансом», а Белое движение – с «Ренессансом без реставрации» (которой столь опасались представители этой демократии).[74]

Комментируя эти слова, можно выразить лишь сожаление, что в итоге буржуазно-национальные силы России не сумели одержать победу по всей стране, и ее история пошла по совсем иному пути неслыханных социальных и экономических экспериментов, которые в конце концов привели ее в тупик…

Оценивая позднее значение событий 18 ноября, омская газета «Наша заря» вспоминала: «Фронт начал крепнуть. Снабжение его самым необходимым становилось с каждым днем лучше и лучше. Жизнь прифронтовой полосы упорядочивалась. Население получило уверенность в завтрашнем дне и стало поддаваться организации. Движение неприятеля было остановлено».[75]

Все это не замедлило положительно сказаться и на отношениях Востока с другими белыми армиями, вскоре объединившимися вокруг него, и с иностранными державами.

СОЮЗНИКИ И БОРЬБА ЗА ПРИЗНАНИЕ

Отношения с союзниками. – Версаль и Принцевы острова. Золотой запас. – Патриотизм и дипломатия. – Колчак и Деникин. – Вопрос о международном признании.

Во внешней политике Колчак неуклонно придерживался курса ориентации на прежних союзников России в Первой мировой войне. В качестве Верховного правителя и правопреемника дооктябрьских правительств России (царского и Временного) в декларации от 21 ноября 1918 года он признал их внешние долги и другие договорные обязательства (к концу 1917 года внешний долг России превышал 12 миллиардов рублей). В то же время он был щепетилен, стремясь сохранять независимость своего правительства. Главным представителем белых правительств за границей был бывший царский министр иностранных дел, опытный дипломат Сергей Дмитриевич Сазонов, находившийся в Париже, – лицо достаточно авторитетное в международных дипломатических кругах. Ему подчинялись и все русские послы в зарубежных странах (в те годы, ввиду непризнания Западом советской власти, старые русские посольства сохраняли свой аппарат, имущество и функции).

Отношения с союзниками складывались непросто. На первых порах правительства Англии и Франции во главе с Д. Ллойд-Джорджем и Ж. Клемансо считали, что вся борьба с большевиками в России должна вестись под руководством западных держав. Больше всех к такому доминированию стремились французы, вообще отличавшиеся болезненными амбициями. Из радиотелеграммы в Омск, врученной Колчаку 13 декабря 1918 года, следовало, что французский генерал Морис Жанен уполномочен на верховное командование всеми войсками в Сибири – как союзными, так и русскими. Высадившись во Владивостоке, он дал интервью представителям печати, в котором самонадеянно заявил: «В течение ближайших 15 дней вся Советская Россия будет окружена со всех сторон и будет вынуждена капитулировать».[76]