Адмирал Корнилов

«27 сентября. Наконец, свежий NO ветер. Неприятельский флот на своих местах, но без всякого движения, даже сообщение прекратилось, впрочем, волнение небольшое. Войска неприятельские продолжают занимать те же места, их 6 или 7 лагерей: 1-й самый большой у Дергачёва хутора, 2-й между двумя почтовыми дорогами в балке, 3-й немного правее 2-го — на возвышенности, 4-й у хутора Сарандинаки, 5-й у Панютина хутора, 6-й у Балаклавы и 7-й на высотах между бухтой и Георгиевским монастырём. Первые три, полагаю, английские, а последние, кроме Балаклавского, французские. Говорят, что у Балаклавы — турецкий. Ночью было заметно движение от первого лагеря к Килен-балке, но бомбы «Владимира» его остановили. Наши укрепления всё усиливаются, гарнизон устраивается. Здоровье солдат как нельзя лучше, несмотря, что всё это живёт на воздухе и многие без крыш и несут самую тяжёлую беспрерывную службу. Войско князя Меншикова расположено на Бельбекских высотах и Мекензиевой даче и растёт подкреплениями. Сообщение с Россией восстановлено совершенно, даже начинают подвозы на Северную сторону, так что прекращаем вынужденную крайностью фуражировку. Если бы союзники дали нам в таком положении дождаться дивизии Липранди

[174]

и других подкреплений, а сами бы дождались осенних погод, то надо надеяться, что с милостию Божиею мы бы отстояли это сокровище России — Севастополь. После обеда нам надумалось выбить французских штуцерных из разорённого хутора против бастиона № 5. Они отгоняли наших казаков, и под их прикрытием, кажется, затевается батарея. Была снаряжена экспедиция из двух батальонов, резервного Виленского и Морского абордажного с 4 орудиями и штуцерными Московского полка. Только что наши, отправленные в обход, появились на высоте, как высыпала на высотах стая стрелков и весь лагерь на Панютином хуторе пришёл в движение. Наши, дав несколько картечных выстрелов по засевшим в развалинах стрелкам, отретировались в порядке под крепостные выстрелы и пошла перестрелка. Стрелки неприятельские снабжены такими штуцерами, что могут безнаказанно действовать по крепостной прислуге вне картечных выстрелов из орудий, а ядром что им сделаешь, когда они рассыпаны и укрыты пригорками и каменьями. Пули французские долетали в бастион, и одна ранила Тироля, одного из лучших офицеров флота, в живот и двух из прислуги у орудий. Тут мы увидели, что Севастополь кругом обложен и на Панютином хуторе есть много пехоты и есть кавалерия. По захождении солнца всё успокоилось. Против штуцерных неприятельских мы выставили своих за стенкой, и это было действительнее артиллерии. Стрелки французские скоро ушли. Ночь зато прошла покойно…»