Адмирал Нимиц

Штаб Нимица старался держать приближающийся президентский визит в секрете, но об этом должно было знать так много людей, участвовавших в приготовлениях, что информация все равно просочилась. Нимиц в целях предосторожности приказал, чтобы вся почта, уходящая с Гавайев, была задержана, пока президент не отбудет. Накануне прибытия Рузвельта главнокомандующий Тихоокеанским флотом отдал приказ всем матросам и офицерам на судах в Перл-Харбор, в области береговой линии и на главной улице базы носить 26 июля белые мундиры. В начале дня 26-го «Балтимор» обогнул мыс Даймонд-Хэд. У форта Камехамеха он замедлил ход, чтобы принять лоцмана. Адмирал Нимиц, генерал Ричардсон и другие старшие офицеры взошли на борт с лоцманского буксира. Когда крейсер вошел в пролив, на мачте был поднят президентский флаг. В гавани команды всех судов выстроились вдоль лееров.

У пирса крейсер замедлил ход и подошел к пристани. На пирсе, с Соком Макморрисом во главе, стояла шеренга высокопоставленных офицеров в сияющих белых мундирах — генерал Ливи, и адмиралы Тауэрс, Локвуд, Паунелл, Кэрни, и Форрест Шерман, и больше десятка других. Сок скомандовал: «Равнение направо!» Эти офицеры средних лет так давно не проходили строевую подготовку, что двое из них повернули головы налево, вызвав ликование моряков на «Балтиморе». Все вокруг ободряюще свистели и махали руками, когда строй офицеров немного суматошно прошел на борт, чтобы быть представленным президенту в штабной каюте. Когда все, кроме адмиралов Нимица и Леги, отбыли, мистер Рузвельт спросил о генерале Макартуре.

Макартур прибыл приблизительно Часом ранее, но вместо того, чтобы присоединиться к другим офицерам, чтобы приветствовать главнокомандующего, он пошел домой к генералу Ричардсону в Форт Шафтер. Президент, подождав некоторое время, собрался было сходить на берег, когда со стороны Гонолулу послышались приветствия, полицейские свистки, автомобильная сирена и рев мотоциклов эскорта. Через некоторое время на пирсе появились полицейские на мотоциклах, а потом прикатил длинный армейский автомобиль с четырехзвездным генеральским флагом на капоте и с шофером в хаки за рулем. На заднем сиденье в одиночестве восседал генерал Макартур.

Автомобиль остановился у трапа, и генерал вышел. Он был одет в брюки хаки, коричневую летную куртку и фуражку филиппинского маршала. На середине трапа он остановился и повернулся, чтобы поклониться в ответ на аплодисменты толпы. В проходе, под звуки боцманских дудок, он энергично отсалютовал квартердеку. Преднамеренно или нет, но генерал отодвинул на задний план самого президента — как и всех остальных. В каюте Рузвельт тепло его приветствовал.

— Дуглас, — сказал адмирал Леги, с которым они дружили уже почти сорок лет, — почему вы приходите к главнокомандующему одетым не по форме?

— Ну, — ответил Макартур, — вас не было там, откуда я прибыл, а там, в небе, довольно холодно.

После краткой пресс-конференции вызвали фотографов, которые сделали снимки президента с генералом Макартуром и адмиралом Нимицем, севшими вместе на стулья на палубе.

Президент и сопровождающие его офицеры сошли с крейсера в 17:00 и прошли мимо толпы приветствующих штатских и людей в мундирах к месту жительства Рузвельта в Гонолулу. Нимиц пошел на холм Макалапа. Макартур отправился с генералом Ричардсоном в Форт Шафтер. Войдя в дом Ричардсона, обычно сдержанный Макартур дал выход своей досаде. Он чувствовал себя оскорбленным, он кричал. Подумать только, ему приказали оставить пост, чтобы участвовать в вечеринке с фотографиями на память.

Генерал, шагая взад-вперед, продолжал метать громы и молнии. Он заявил, что пресс-конференция — часть политического спектакля, устроенного только ради того, чтобы показать, как главнокомандующий сразу после назначения советует своим тихоокеанским командирам, как победить азиатского врага.

Ему вручили письмо адмирала Кинга. Он воспринял это как предупреждение, без сомнения сделанное с подачи Кинга, что, пока он на Филиппинах, на его территории Австралии и Ост-Индии развернутся не подчиняющиеся ему британские войска.

За обедом Макартур доверительно сказал Ричардсону, что он потрясен видом президента, которого он не видел семь лет, — у него были впалые щеки, а его тело так иссохлось, что одежда висела на нем совершенно свободно. Тут прибыло приглашение от Рузвельта присоединиться к нему утром на параде. Это разожгло злобу генерала с новой силой — опять фотографии, опять реклама для политической кампании!