Сражение, произошедшее несколько часов спустя между Центральными силами и Тэффи 3, получило название Битва при Самаре. Центральные силы открыли огонь по шести эскортным авианосцам, входившим в состав Тэффи 3, потопив «Гэмблер Бэй» и тяжело повредив два других. Американские эсминцы и миноносцы смело контратаковали торпедами. Три из них были потоплены орудийным огнем, но враг был приведен в замешательство. Самолеты групп Тэффи и с Лейте нанесли удары по Центральным силам, потопив три крейсера и обратив остаток сил в бегство. Днем 25 октября самолеты тактической группы Маккэйна 38.1 атаковали Центральные силу, но не нанесли ощутимого ущерба. Они вынуждены были совершать налеты издалека, и в связи с этим на крыльях самолетов были установлены дополнительные топливные баки; поэтому самолеты вместо более тяжелых торпед были снаряжены бомбами. В тот же день японские пилоты, управляя самолетами наземного базирования, врезались в пять авианосцев Тэффи 3 и находящейся поблизости Тэффи 1, тяжело повредив их, и пустив один ко дну. С этих атак самоубийц-камикадзе[47] начала развиваться ситуация, не сулившая американцам ничего хорошего.
Нападение 38-го оперативного соединения на Северные силы назвали Битвой у мыса Энганьо. В этой операции американские самолеты морского базирования потопили авианосец «Дзуйкаку», последний из кораблей, напавших на Перл-Харбор; а также три легких авианосца и два эсминца. Они также нанесли повреждения крейсеру, который на пути из залива был затем потоплен американской подлодкой.
Поскольку Северные силы не контратаковали, а их авианосцы, как оказалось, почти не несли самолеты, некоторые офицеры заключили, что эта группа столь же беспомощна, как Объединенный флот за два года до этого, и использовалась только для того, чтобы задержать Хэлси вдалеке от Лейте так, чтобы Южные и Центральные силы могли сойтись на американских судах в заливе. После войны японцы подтвердили, что этот вывод был правильным. Их авианосцы потеряли большинство самолетов в битве в Филиппинском море. Все японские морские летчики, которые достигли мастерства после того времени, пожертвовали собой в попытке защитить базы на Формозе от атак авианосцев Хэлси.
В течение всей оставшейся жизни адмирал Хэлси отрицал все доказательства и утверждения относительно того, что Северные силы были приманкой. Он не мог сжиться с мыслью о том, что его просто отвлекли от того, что должно было происходить на юге.
Вечером 25 октября (по восточной долготе) за коктейлем за обедом в доме адмирала Нимица о сражениях, прошедших за день, говорили живо, а порой не без сарказма. Кроме высокопоставленных офицеров, на этот раз присутствовал лейтенант-коммандер, который, только что оставив командование подводной лодки, направлялся в Соединенные Штаты, в отпуск. Этого молодого человека ничуть не пугали возраст и звания других гостей. Он не стеснялся выражать свое мнение в такой высокой компании по очень серьезной причине — его звали Честер У. Нимиц младший.
Чет был поражен, что главнокомандующий и его штаб позволяют себе устраивать праздничные обед, в то время как они не знают, прикрывает ли 34-е оперативное соединение пролив Сан-Бернардино. Почему, спросил он, они не спросили адмирала Хэлси впрямую, где она находится, и не сказали ему послать ее немедленно туда, где она нужна. Адмирал Нимиц терпеливо объяснил, что он и его штаб были за многие тысячи миль от области ведения боевых действий и его политика заключалась в том, чтобы избегать, как чумы, вмешательства в решения тактического командующего на поле боя.
Позже вечером кто-то прочитал или процитировал директиву из Оперативного плана 8-44, указывавшую, что, если бы Хэлси увидел возможность уничтожить большую часть вражеского флота, такое уничтожение стало бы его первичной задачей. Чет снова был удивлен. Подписав такой приказ, сказал он без обиняков, адмирал Нимиц фактически давал карт-бланш адмиралу Хэлси на оставление берегового плацдарма без прикрытия. Он сказал, что было ошибкой вообще предлагать Хэлси какую-либо альтернативу защите десанта в заливе Лейте. «Это ваша ошибка», — закончил он, глядя на отца.
В комнате повисла тишина. Это было уже слишком. Старший Нимиц направил холодный пристальный взгляд на своего дерзкого отпрыска. «Это ваше мнение», — сказал он, заканчивая обсуждение.
Чуть позже 19:00 (филиппинское время) Кинкейд, к тому времени уверенный, что Центральные силы отступили, выразил свое восхищение Тэффи по радио: «Сегодня мое восхищение вашей великолепной работой не знает никаких границ. Вы сдержали такую силу, которую, по моим ожиданиям, можно было сдержать только с помощью авианосцев флота. Так держать. Кинкейд».