Адмирал Ушаков. Письма, записки

Об Али-паше, обо всех его к нам неприятностях я многократно уже вашему превосходительству объяснялся. Он запретил албанцам своим, которые здесь находились, чтобы из острова Корфу без повеления его не выходили. И узнал я, что он писал к Блистательной Порте, будто бы он с нами уговорился во всем быть участником и в части, чтобы и войска его в Корфу оставить с нашими такое же число, сколько наших будет от меня и от Кадыр-бея, чего никак быть не может и нельзя. Жители здешние никак их не терпят, потому что они наносят крайнее им разорение и обиды, и драки беспрерывные, и смертоубийство, которых никак держать нельзя. Я опасаюсь, чтобы он несправедливыми своими донесениями не успел при Блистательной Порте Оттоманской в своих желаниях. Он не имевши никакого дела, кроме как приуготовляет себя укреплениями, и, почесть можно, с худым намерением, а я занят беспрерывно множеством дел от усердия и ревности к службе обоим государям нашим императорам и не могу успеть так скоро писать, как он. Ежели на его письма последует решение от Блистательной Порты, я никак не могу приступить к исполнению, пока не получу ответ на сие мое представление.

Я уже объяснился вашему превосходительству: крепости Корфу взяты нами, большой частию русскими кораблями, и сдача от французов, и просьба их письмом последовала прямо на имя мое, потому что все сильнейшее действие, чем наведен страх крепостям и гарнизону, последовало чрез мою эскадру. Равно как и на берегу, батареи устроены все начисто одними моими людьми, хотя при действиях на них находились обще, но всегда всякая работа, труды и неусыпность делались нашими одними людьми. За всем тем сдачу крепостей не принял я один на себя, как французы желали; для утверждения всегдашней нашей дружбы с командующим эскадрою Блистательной Порты включил я его во всем полным товариществом вместе. С ним одним я и счет иметь буду, флаги на крепостях мы подняли оба вместе. Следовательно, и останутся сии крепости на том же самом основании, как учреждены нами и прочие острова безо всяких других товарищей.

Али-паша мучил нас во все время обманчивыми переписками в проволочку, весьма долгое время отвлекал нас обманчивостию своею и препятствиями от вспоможения других. Мы всячески хотели с ним согласиться, но кроме обмана от него ничего не произошло. Он, надеясь, что успел уже оными, торжествовал против нас своею гордостию, отказался формально нам помогать; на учтивое мое к нему письмо о просьбе присылки его сына и войск отвечал, что на каком основании он себя располагает во взятии Корфу, — писал к Кадыр-бею и Махмут-эфенди, что Корфу без него, без 25 тысяч его войска, взять нельзя, требовал, чтобы поручено было взятие ее ему и чтобы прислать к нему комиссара, денежную казну для жалованья его войскам, артиллерию и прочие военные припасы. И когда предписано будет Корфу брать ему, тогда он и пойдет. Махмут-эфенди тогда же, объявя мне об оном, и ныне тоже объявляет, что со оных писем и его требованию он представил Блистательной Порте Оттоманской, следовательно, об оном известно. И по всем таковым неприятствам его к нам участником нисколько в Корфу он быть не может, и я до того его не допущу. Теперь под скрытыми видами умножает он сюда присылкою свое войско или для того, чтобы показать, будто его было больше, а все говорят, даже некоторые при Кадыр-бее объясняются, что намерен он вести сюда десять тысяч или больше и произвесть худые дела противу нас. Я в то ж время объяснился об оном с Кадыр-беем и Махмут-эфенди. Ежели он предпримет таковую дерзость, я почту это открытием его бунта против Блистательной Порты и противу нас, и на все его суда, на которых переправляться будут сюда его войска, ежели они и с ним будут вместе, пошлю военные суда и велю их потопить для прекращения всякого неприятства, чинимого с его стороны, и раздоров войск его противу жителей здешних, дабы не случилось между-усобной войны, ибо они друг друга совсем терпеть не могут, о чем уже я многократно объяснялся.