Читаем Адмирал Ушаков. Письма, записки полностью

Капитан-лейтенанту Тизенгаузену приказано было от меня ехать в Цериго и там сделать таковые же учреждения, восстановить тишину и порядок, и спокойствие, но вышеобъясненные обстоятельства сию посылку остановили, в каком теперь состоянии сей несчастный остров, изволите усмотреть из приложенной копии с рапортов господина Тизенгаузена и поручика Диаманти. Ежели бы я и посланный от меня в острова господин Тизенгаузен и в сих островах устройствами не водворили тишину и спокойствие, и с ними то же бы было; Цериго зависит от учреждения нашего. Но означенное письмо ваше к Феотоки и перемена плана остановили окончание дел наших, к спокойствию потребное, нельзя теперь удержать[97] противное новому плану и должно ожидать его. Таковая вновь устроенная перемена плана лишила меня удовольствия видеть государя императора, деятельностями моими и от меня определенных довольным, и вновь учреждаемую республику сделала навсегда несчастной.

От воли вашего превосходительства все сие зависело и весьма возможно было в столь отдаленном месте отсюдова ошибиться и не предусмотреть коварных замыслов нескольких вредных обществу людей, которых отослали вы из Константинополя депутатов, те были доверенные от стороны народа, сверх их еще в Константинополе оставались несколько таковых же, но и они от прочих отделены, и предложения их не приняты во уважение.

Дворянство, некоторые надуты венецианской гордостию, нетерпимою всеми народами, от которой и падение сей республики последовало, утвердилось теперь преимущественно над другими классами к совершенной своей гибели. Я все это предвидел и предупредил равным соединением второго класса с первым, к которому народ имеет полную доверенность. При оном положении могли бы быть стократ спокойнее, нежели при новом плане. Я все это объясняю вашему превосходительству не для того, чтобы я чувствовал неприятность, противу меня случившуюся, но единственно объясняю по всей справедливости из одного чувствительного сожаления о злосчастии сей новой республики; ваше превосходительство одним словом могли бы удержать депутатов от перемены плана, только бы вы намерение их не похвалили и сказали бы, что это будет им вредно. Свято уверяю, было бы достаточно, все они весьма послушны к нашей нации и дерзкого ничего отнюдь не предприняли бы. Имею честь быть с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданностию.

Федор Ушаков

ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ С ПРОСЬБОЙ ЗАСТАВИТЬ ТУРЕЦКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ПРЕКРАТИТЬ ПИРАТСКИЕ ДЕЙСТВИЯ АЛЖИРСКИХ СУДОВ

15 мая 1800 г., при Корфу

Несколько раз я имел честь представить к вашему превосходительству о судне острова Кефалония шхипера Павла Фоки. В то время, когда взята Корфу, послано оное судно от меня и от Кадыр-бея, под российским купеческим флагом состоящее, с пачпортом, который подписан был мною и Кадыр-беем и с нашими печатьми, отправилось отсель с прочими с пленными французами для отвозу их в Тулон. Оно, идучи туда, взято алжирскими судами, отведено в Алжир и продано. Командир оного судна и служители посажены и содержатся в тюрьме, также и французы все содержатся пленными, и все они беспрерывно пишут ко мне, просят милосердия и ходатайства, чтобы их освободить, судно и экипаж чтобы было заплачено[98].

Оный командир судна шхипер Павел Фока ныне от 12 марта еще прислал ко мне оттоль письмо, в котором пишет, что английский фрегат пришел туда 24 декабря, на котором отправлен из Константинополя чауш с предписанием тамошнему владельцу о их освобождении. Чауш жил в Алжире 73 дни и только мог освободить австрийских подданных, которые освобождены, а суда с грузом остались в Алжире и объявлены алжирцами в приз, а оного шхипера с командою задержали, не отпустили и содержат с большой еще строгостию. Чауш подкуплен алжирцами, чрез то их оставил пленными и ушел.

Я представляю все оное вашему превосходительству, яко полномочному его императорского величества министру, и прошу настоятельно от Блистательной Порты истребовать мне удовлетворение, дабы немедленно оное судно, командир шхипер Павел Фока, все служители оного и весь экипаж были возвращены и доставлены в Кефалонию, ибо оное судно отправлено было от меня и от Кадыр-бея и состояло под российским флагом; также и пленные французы чтобы были оттоль возвращены, и тем мог бы быть выполнен договор капитуляции.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное