Читаем Адмирал Ушаков. Письма, записки полностью

Ибо неприятельский флот был тогда близок и прямо против нашей линии на ветре; по замечанию моему, капитан-паша, останова весь флот свой, обошел, говорил и делал словесные свои повеления каждому кораблю. Сначала учредил он ариергардию, по-ставя в ней контр-адмирала с пятью кораблями, кардебаталию поручил вице-адмиралу с шестью кораблями, в авангардии пошел сам с шестью же кораблями, при каждой эскадре поставя по одному бомбардирскому; фрегаты и шебеки против линии разделялись и держались несколько выше на ветре. Сначала флот его был стеснен густой колонной ариергарда напереди. Таким положением начал слушаться на нашу ариергардию, и казалось мне, будто намерение их было оную атаковать, посему, дабы не осталась большая часть нашего флота без действия, сделано было так, что передовые наши фрегаты, прибавя парусов, пошли к ветру[9] круче бейдевинт, я и весь флот линиею следовали порядочно один за другим в их кильватере; сие произведено было с тем намерением, чтоб, выиграв ветр, сделать передовым чрез контра-марш поворот и при оном бить неприятеля с ветру. Казалось мне так, что тотчас в неприятельском флоте предвидено было сие намерение и капитан-паша с эскадрой начал держать выше, и весь его флот последовал тому же и пошел порядочно растягивать свою линию против всего нашего флота. Линия наша от придержания передовых к ветру имела регулярную погибь, однако положения и дистанция между нашими судами весьма были добропорядочны. В рассуждении сей погиби я с передовыми фрегатами был против других гораздо выше к ветру и ближе к неприятелю; весь флот неприятельский спустился уже регулярно на всю нашу линию в такую дистанцию, что пушки их могли уже доставать до наших судов, но палить еще никто не начинал. (Я с моей стороны чувствовал великое удовольствие, что оное шло с нашим общим желанием, ибо весьма выгодно практикованным подраться регулярным образом против неискусства.) Но капитан-паша покусился было самим действием и из сего сделал обман: он, поминовав немножко вперед моего корабля, поставил против оного из следуемых за ним один самый большой 80-пушечный и два 60-пушечных корабля, а сам с двумя следующими передовыми кораблями, прибавя все паруса, бросился с чрезвычайной скоростью, как лев, атаковать передовые мои фрегаты. Заметил я оное, к отвращению ту же минуту на корабле поставил все паруса и чрез сигналы привел передовым фрегатом в желаемый мною порядок. Произведение оного делал я с тем намерением, чтоб капитан-пашу не допустить обойтить или абордировать фрегатов и отрезать от него два передовых его корабля. Чрез сию погоню отделился я еще больше от последующих за мною вперед и на ветр ближе к неприятелю [ибо бывший за мною фрегат тяжел в ходу]. Как скоро намерение мое пошло удачно и передовые капитан-паши корабли увидели, что остаются отрезанными, не дожидаясь никакого сигнала, самый передовой с великою торопливостью без бою поворотил оверштаг и ушел на ветр другого, который был перед капитан-пашою. С передовых фрегатов брошено удачно несколько бранскугелей и ядер, таким же образом поворотя, и он[10] ушел на ветр. Капитан-паша палил по них ядрами, но все бесполезно, и остался передовым. Уповаю я, что он с превеликого азарту спустился еще ближе и стал бортом прямо против двух фрегатов, оставя мой корабль ближе еще фрегатов, косвенно за собою, ибо я был выше оных на ветре и к нему сделался очень близок и того только одного желал, чтоб не разбил он без помощи моей фрегатов, ибо имеет отличный и лучший изо всех корабль и большие пушки. Дрался он с чрезвычайным жаром, но Всевышний нам сим положением и победою спомоществовал, и в корабле его, по видимости, должно быть столько пушечных пробоин, что скоро сосчитать нельзя. Прочее все означено в моем рапорте.

Описанные мною здесь движения нашего флота и все объясненное есть не что иное, как только по условию исполнение мое повеления командующего флотом. Ибо, условясь о всех потребностях, его превосходительство словесно повелеть соизволил в потребных случаях командующим судов следовать движению передовой эскадры, которое так и произведено. По замечанию же моему, капитан-паша к бою всегда учреждает флот свой словесными наставлениями. Несколько раз оное было видно. Из сего заключаю, что нужно сначала предузнавать намерение и всевозможно стараться воспрепятствовать оному искусству, а, наруша, ежели возможно, их между собою условие, не смогут они уже соблюсти порядок и будут в расстройке и незнании, что кому делать должно; посему в рассуждении нерегулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции и иногда нужно делать несходное с оною, не удаляясь, однако, главных правил, если возможно.

Федор Ушаков

ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА Г. А. ПОТЕМКИНУ


О НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОМ ОТНОШЕНИИ К НЕМУ М. И. ВОЙНОВИЧА ПОСЛЕ СРАЖЕНИЯ У ОСТРОВА ФИДОНИСИ С ПРОСЬБОЙ О НАГРАЖДЕНИИ ОТЛИЧИВШИХСЯ В ЭТОМ СРАЖЕНИИ



Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное