Адмиралы Арктики

Мелькнула мыслишка: «Его бы, сукиного английского пса, взять да расстрелять из всех орудий да притопить самодвижущимися минами для верности. Но он даже на переходе (Небогатов заверял) и близко не подходил к отряду. А при сближении с “Авророй” намеренно держал дистанцию и вёл себя вызывающе, ворочая орудиями. Впрочем, не дай бог что – это ж война с Англией… А о выходе отряда его наверняка предупредят, есть достаточно способов, включая беспроводной телеграф и этих совсем как бы ни при чём норвежских рыбаков на шхунах, что отираются в гавани. И мимо него не пройти, тем более что ночи ещё такие короткие. С рассветом по дымам определит и догонит. Дилемма! Он не должен увидеть “Ямал”! Но как бы там не случилось, через двадцать часов отряд выйдет в море – слишком много на кону. Машина уже запущена».

Дубасов нервно пощипал ус, увидев, что Престин смотрит на него, отдёрнул руку – не смутился, просто не хотел показывать своего смятения. «Переговорить с господином Черто́вым лично? Пожалуй. Вдруг он что-нибудь предложит».

– Пойдёмте, – кивнул он капитану. Ещё раз прищурился на карту, окинул кают-компанию грустным взглядом: «Здесь мне уже нечего делать. Это уже не моя забота». И повторил, направляясь к выходу: – Пойдёмте!

Снаружи моросил мелкий, едва уловимый слепой дождь – совершенно белое, не греющее солнце мертвенными бликами ложилось на лоснящуюся мокрым палубу.

По трапам и мостикам броненосца громыхали башмаки матросов, слышались голоса команд и посвист боцманской дудки. Звякнули очередные склянки.

Доносились различные звуки и со стороны: гудки пароходов, работа паровой машины, проходящего мимо катера, окрики людей, с берега долетел колокольный звон.

Екатерининская гавань, наверное, ещё никогда не видела столько различных кораблей и судов разом – помимо бронированных туш и весьма немаленьких по размерам черноморских пароходов, воды залива буквально кишели различными баркасами, лодками, каяками, перевозящими мелкие грузы и просто зевак.

У правого борта броненосца качалась шлюпка со «Скуратова».

Вскормленные льдами

«Неизбежное зло цивилизации, фактически суррогат», – Андрей Анатольевич задумчиво глядел на медленно тлеющую в пепельнице сигарету.

«Ямал» шёл почти на полных двадцати узлах…

«Не то что трубка!» – продолжал мысль капитан.

На двадцати узлах под пронзительно белым полярным солнцем, по зелёной глади холодного моря…

«Трубка – своего рода ритуал, – он почти причмокнул в воспоминании, – набиваешь её прекрасным ароматным табаком, раскуриваешь, и… совсем другая задумчивость. Даже дым клубится по-иному. А эта в пепельнице – сама скурится (скурвится) до самого фильтра. Полуфабрикат».

Под белым полярным солнцем – выразительная красная широколобая надстройка, чёрные обводы корпуса с багровым подбоем ватерлинии, алая зубастая пасть. Ни дыма, ни парусов, только белый бурун в носу и длинная пенная полоса кильватера…

«Дешёвая одноразовая (на выброс) пластиковая посуда, – ползли дальше мысли капитана, – пыль-чай в пакетиках. А взять листовой, заварить, запарить – это же тоже целая церемония».

По зелёной глади, пересекая Баренцево море с северо-востока на юго-запад…

«Или взять электробритву – пошлость, – следовал нехитрой философии пятидесятилетний человек, – то ли дело напенишь щёки помазком и ж-жих, ж-жих, аккуратно снимаешь в удовольствие. В неторопливое удовольствие жизни».

На юго-запад, чутко сканируя радаром и лишь однажды немного уклонившись от курса, чтобы избежать встречи с каким-то парусником…

«А мы всё впопыхах, теряя эти привлекательные минуты бытия. Нам всё некогда, – почти подвёл итог мысленному спичу Черто́в, – хм… одноразовая жизнь урбанизированного общества. Насколько может оказаться по-житейски сочней размеренный архаичный быт начала двадцатого столетия? Да что там – правильней будет сказать девятнадцатого века».

Андрей Анатольевич по жизни был неспешным, даже медлительным человеком.

Прежде чем принять решение, он порой долго и дотошно обдумывал. И если это происходило на общих собраниях (совещаниях), его характерная неторопливость зачастую просто выводила коллег из себя.

Но даже будучи капитаном ледокола, управляя судном в далеко не простых условиях экстремального региона планеты, где всякое могло произойти, он никаких особых неудобств из-за этой свой основательности не испытывал. Всегда можно заранее спрогнозировать ситуацию или действовать по инструкции – удобному и проверенному документу, прописанному практически на все полярные сюрпризы.