Адмиралы Арктики

Тем более не задерживался наверху командующий, решивший осмотреть, что успели сделать заводские рабочие. В частности, более детально оценить, как установили трёхдюймовые пушки, вместо малокалиберных. Ещё в Александровске он ворчливо отметил, что замену произвели «как всегда – не до… и полу…! Не до конца и полумерой!» Тем не менее, понимая, что наспех, без больших переделок на штатные места скорострельных 47-миллиметровок их не поставишь.

Сейчас, закончив с боевой рубкой, матросы гремели молотками по котельному железу, прилаживая к ним защиту от осколков.

Заменили всего шесть единиц. Хуже по докладам обстояло дело на «Александре». Там перенесли лишь четыре пушки. На «Ослябе» и того не было сделано.

«Придём во Владивосток, прикажу поснимать, переустановить всё к чёртовой матери», – больше раздражённый на холод, чем на российское головотяпство, Рожественский потеснил флаг-офицера, мешающего пройти в сходную рубку, буркнув:

– На батарейную.

Спустились вниз.

Осмотрел лишь с одного борта, сделав для себя зарубочку: «Перед линейной баталией всё задраить наглухо. И в бой идти максимально облегчённым. Впрочем, как получится. Сейчас перегруз необходим. А там неизвестно, какой по Северу расход будет. И если небольшой, то хоть сгружай обратно».

Гораздо больше Рожественскому нравилось рассматривать карты. Карты, которые напечатали по калькам, предоставленными пришельцами. Очень подробные и точные до мелочей.

Зиновий Петрович изучал предстоящий маршрут, не без интереса рассеиваясь на ещё не начертанные в этом столетии земли, берега и морские пути. С удивлением подмечая, как просыпается, выходя из глубин памяти, давно забытая юношеская романтика дальних странствий. Вот только…

«Не время… и не место», – охолонял себя, целенаправленно выбирая картографию ожидаемого театра военных действий. ТВД – сухим военным языком.

И конечно, перечитывал хронику (с разбором) морских сражений, уже произошедших с японцами… и сценарии будущих. Именно «сценарии», потому как верил, что теперь-то всё пойдёт по-другому.

«Теперь-то я не допущу!»

Бил ли себя при этом в грудь (фразеологически, конечно)? Нет! Потому что непременно брался за злополучное «Цусимское». Со скрипучим недовольством – кому ж понравится, когда тебя тыкают в собственные ошибки и недочёты. Хотя уже и не так болезненно – привык, начитался. Заметив странность, что очевидность некоторых недостатков в оснащении кораблей, в их подготовке к боевым действиям в должной мере оценивалась только сейчас.

«Как будто надо было трижды… четырежды подвести к наглядным фактам, чтобы глаза посмотрели на это всё по-другому, с пониманием. Старею? Отмеренное нам время мы потратили на споры и обсуждения, вместо того чтобы брать и делать».

– Ваше высокопревосходительство. Разрешите? – С картами и документами командующий обосновался в кабинете командира корабля – в дверях обозначился флаг-офицер.

– Прошу… – почти не удостоив внимания.

Шагнув через порог, офицер доложил:

– По расчёту штурмана, к месту погрузки угля, близ пролива, мы прибудем уже затемно.

– Так и рассчитывалось… согласно милям и времени.

– Прикажете производить погрузку угля ночью?

– Да, – адмирал снова рассматривал на карте начерченную им линию курса и пометки ключевых точек. Почувствовав, что адъютант мнётся, поднял неожиданно цепкий взгляд:

– Что-то ещё?

– Среди экипажа… нижние чины… Волнения!

Адмирал выжидающе глядел.

– …ропщут, что на погибель их в стужу и льды непроходимые ведём…

От Рожественского не укрылась вопросительная интонация офицера, как будто он сам сомневался.

– Смутьянов выявить и в карцер, – сверля глазами, выцедил адмирал, – кто смеет и дальше засомневаться – в карцер.

Затем остановил деревянно ответившего «есть» офицера. Встал в свой немаленький рост, слегка нависая:

– Я такой же, как и все. И иду на острие. Во главе! Не прячась за спинами. И верю в нашу победу. И знаю! Так и передайте. Ступайте!

Но пессимистическое настроение бродило не только среди нижних чинов. И в офицерских кают-компаниях велись разговоры о далеко не радужных перспективах. При этом у господ, как правило, не было проблем с разнообразием напитков, и они усиленно отдавали предпочтение алкогольным.

Узнав об этих брожениях умов, Рожественский в бешенстве запретил употребление спиртного.

После адмиральских репрессий, в той или иной мере прокатившихся по кораблям и судам эскадры, экипажи попритихли. С сомнением косились на буксируемый «Ермак». Бродили острожные слухи с надеждой о «большом американском ледоколе».

* * *

К месту, где на карте командующий размашисто и неразборчиво поставил пометку «конеч. бункр. HAPAG»[74], эскадра прибыла засветло.

Произошёл сеанс связи по «искровой» с «Ямалом» – пока всё шло по плану, с учётом присутствия британского соглядатая.