Адольф Гитлер (Том 1)

В атмосфере недоверия и соперничества один замысел влёк за собой другой. Двадцать четвёртого октября Лоссов созвал в штабе военного округа представителей рейхсвера, земельной полиции и патриотических союзов, чтобы изложить перед ними мобилизационные планы рейхсвера для марша на Берлин, паролем было названо слово «восход». Однако пригласил Лоссов только одного военного руководителя «Кампфбунда» Германа Крибеля, а Гитлер и командование СА оказались обойдёнными. В ответ на это Гитлер незамедлительно провёл «большой войсковой смотр». Как говорилось в одном донесении того времени, «уже с раннего утра из города доносились барабанная дробь и музыка, и в течение всего дня повсюду можно было увидеть людей в форме с гитлеровской свастикой на воротниках или оберландовским эдельвейсом на фуражках»[405 - Донесение вюртембергской миссии в Мюнхене от 29 октября 1923 года, цит. по: Deuerlein E. Der Hitler-Putsch, S. 90; о заявлении фон Кара см.: Dokumente der deutschen Politikund Geschichte. Bd. Ill, S. 133 f.]. Кар, в свою очередь, тут же заявил, дабы развеять якобы «циркулирующие повсюду слухи», что он отклоняет любые переговоры с нынешним правительством страны.

Это походило на тихое, ожесточённое состязание, и вопрос, казалось, заключался лишь в том, кто же выступит первым, чтобы принять из рук спасённой нации «у Бранденбургских ворот лавровый венок победы». Своеобразный, окрашенный в местные цвета пыл пронизал все эти планы какой-то крайней фантастичностью и придавал этим разнообразнейшим действиям оттенок какой-то широкомасштабной игры в индейцев в солдатском исполнении. Не задумываясь долго над истинным положением с властью, действующие лица провозглашали, что приспело время «маршировать и решить, наконец, определённые вопросы подобно Бисмарку», другие славили «ячейку порядка Баварию» и «баварские кулаки», которые должны «очистить этот берлинский свинарник». Родные сумерки лежали над столь охотно использовавшимися картинами, изображавшими столицу огромным Вавилоном, и некоторые из ораторов завоёвывали сердца слушателей тем, что обещали «ядрёным баварцам карательный поход на Берлин, победу над этой великой апокалипсической проституткой, а может быть, и немножко забав с ней». Один доверенный человек из гамбургского региона говорил Гитлеру, Что «миллионы людей в Северной Германии встанут в день расплаты на его сторону», и повсюду царило представление, что нация во всех её сословиях и по всем городам и весям присоединится к мюнхенскому восстанию, как только оно начнётся, и «немецкий народ разгуляется, как в 1813 году»[406 - Deuerlein E. Der Hitler-Putsch, S. 87; остальные цитаты см.: Maser W. Fruehgeschichte, S. 422, 441; Roehm E. Op. cit. S. 228; Heiden K. Hitler. Bd. 1…S. 177.]. Тридцатого октября Гитлер взял назад данное им Кару слово, что не будет зарываться.

Правда, Кар и теперь ещё не мог решиться действовать, да, возможно, он, как и Лоссов, никогда на деле и не думал о том, чтобы по собственной инициативе пойти на переворот; иногда даже кажется, что «триумвират» со всеми его вызовами, угрозами и планами развёртывания скорее хотел лишь подтолкнуть Секта и национально-консервативных «господ с севера» на осуществление их диктаторских концепций, о которых так много повсюду шушукались, а сам собирался вступить в игру в тот момент, когда этого потребуют перспективы всего предприятия, а также баварские интересы. Чтобы прощупать обстановку, они в начале ноября направили в Берлин полковника Зайссера. Правда, вернулся он обескураженным – рассчитывать на широкую поддержку не приходилось, Сект, в частности, занял сдержанную позицию.

После этого они созвали 6-го ноября руководителей патриотических союзов и заявили весьма энергичным тоном, что только они одни вправе начать ожидаемую акцию и руководить ею, а любое своеволие будет ими подавлено, – это было их последней попыткой взять назад в свои руки тот закон действия, который они утеряли где-то между порою весьма широковещательными словами и постоянными колебаниями. И на эту встречу Гитлер тоже не был приглашён. В тот же вечер «Кампфбунд» пришёл к согласию, что нужно будет использовать первую же представившуюся возможность для выступления и принудить какой-то подстрекательской акцией как «триумвират», так и максимально большое количество колеблющихся, к маршу на Берлин.

Это решение часто приводится как свидетельство театрального, перевозбуждённого и одержимого манией величия темперамента Гитлера и предаётся публичному осмеянию как «пивной путч», «политический карнавал», «путч на чёрной лестнице» или «потеха в духе Дикого Запада». Конечно, предприятие не лишено всех этих черт, но одновременно оно свидетельствует все же и об умении Гитлера оценить обстановку, о его смелости и тактической последовательности. И в нём в весьма примечательном сочетании содержится столько же элементов фарса и пьесы о разбойниках, сколько и холодной рациональности.