'Адольф' Констана в творчестве Пушкина

Лучший комментарий к этому месту дал сам Пушкин в "Арапе Петра Великого" (1827): "Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает женское сердце вернее всех расчетов обольщения". Ср. с этой авторской ремаркой в "Арапе Петра Великого" следующее место в той же сцене "Каменного гостя":

Когда б я был безумец, я б хотел
В живых остаться, я б имел надежду
Любовью нежной тронуть ваше сердце

...

После этого понятно, что тронутая любовью без надежд и требований Дона Анна отвечает:

Завтра
Ко мне придите. Если вы клянетесь
Хранить ко мне такое ж уваженье.[61]
Я вас приму — но вечером — позднее.

Эти слова перенесены Пушкиным из предыдущей (II) главы "Адольфа", где на требование Адольфа принять его "завтра в 11 часов" Элленора отвечает: "Je vous recevrai demain, mais je vous conjure..." ("Я вас приму завтра, но заклинаю вас..."). Элленора не кончает фразы, потому что боится быть услышанной присутствующими, но по смыслу фраза ее не могла иметь иного окончания. Пушкин договаривает за Констана.

Столь же несомненна близость к "Адольфу" слов Дон Гуана о тайне (т. е. любви своей), которую он нечаянно выдал:

Случай, Дона Анна, случай
Увлек меня, не то вы б никогда
Моей печальной тайны не узнали

.

Адольф просит Элленору "удалить воспоминание о минуте исступления: не наказывать меня за то, что вы знаете тайну, которую должен был заключить я во глубине души...". Эта фраза, как было отмечено выше в связи с "Письмом Онегина", отчеркнута в пушкинском экземпляре "Адольфа".[62]

Дон Гуан, так же как Адольф, начинает с угрозы самоубийства: "О пусть умру сейчас у ваших ног" ("Каменный гость"); "Я сейчас еду... пойду искать конца жизни" ("Адольф").

В начале IV сцены Дон Гуан говорит:

Наслаждаюсь молча,
Глубоко мыслью быть наедине
С прелестной Доной Анной...

Все в той же III главе "Адольфа" читаем: "Потребность видеть ту, которую любил, наслаждаться ее присутствием владела мной исключительно". Перед этим Адольф говорит, что в его "душе уже не было места ни расчетам, ни соображениям", и он "признавал себя влюбленным добросовестно, истинно" (гл. III).

А в письме Адольфа к Элленоре, цитированном выше в связи с письмом Онегина, читаем: "А если бы я встретил вас ранее, вы могли бы быть моею". Ср. IV сцену "Каменного гостя": " Если б прежде вас узнал..." Самое отношение Дон Гуана к Доне Анне, ни в коем случае не восходящее к традициям классических Дон Жуанов, обычно истолковывается двояко: либо Дон Гуан романтически влюблен в Дону Анну, но в таком случае психологически мало правдоподобен тот цинический и слегка пренебрежительный тон, которым он говорит о Доне Анне в ее отсутствие; либо вдохновенная искренность его слов лишь умелая игра, но этому толкованию в свою очередь противоречат слова Дон Гуана ("Я гибну — кончено — о Дона Анна!"), произносимые им в момент гибели, когда притворяться было уже незачем.

Поведение Дон Гуана, как мне кажется, находит свое психологическое обоснование, если мы сопоставим Дон Гуана, соблазняющего Дону Анну, с Адольфом, соблазняющим Элленору. Адольф говорит о себе: "Кто бы стал читать в сердце моем в ее отсутствии, почел бы меня соблазнителем холодным и мало чувствительным. Но кто бы увидел меня близь нея — тот признал бы меня за любовного новичка, смятенного и страстного" (с. 12).

Таким образом, исторический персонаж пушкинской трагедии приобретает психологический облик современного светского соблазнителя Адольфа,[63] героя того романа, о котором Пушкин в 1830 году вспоминает в связи с "жгучими чтениями своих юных лет" и с героиней которого Пушкин сравнивает свою корреспондентку.