Адония

Но была в его судьбе и радостная сторона. За последние семь лет он сказочно разбогател. После неурожайного лета он скупил у разорившихся земледельцев окрестные пашни и превратил их в пастбища. На них плодились и росли овцы; овцы давали шерсть; шерсть перерабатывалась в сукно; сукно приносило на зависть большие деньги.

Итак, барон Джордж Гаррет был непредставимо богат – и свободен. Можно было требовать от жизни всех доступных богатому человеку удовольствий, всех мыслимых радостей. Но не было дня, в который он не сожалел бы о том, что это счастье не пришло к нему лет хотя бы десяток назад.

– Чему обязана Англия своим экономическим могуществом, Мюрр? – вопрошал барон, утопая в мягком кожаном чреве отделанной с вызывающей роскошью дорожной кареты. На щёчках его блуждали монетки старческого румянца. – Чему, ответьте!

– Смею предположить, мистер Гаррет, – отвечал его бледный, худой эконом, – что экономическому могуществу Англия обязана пряностям, привозимым из Индии…

– Нет! – победно вскричал воодушевлённый барон. – Этому могуществу Англия обязана такому скромному и покладистому животному, как овца. Шерсть и сукно! Сначала ими было обеспечено всё платёжеспособное население нашей страны, потом сукно заполнило до отказа североевропейский рынок, потом оно направилось в западные колонии и в Россию. А обратно, вместо него к нам идут и идут деньги. Неостановимым потоком! Я, например, за последние два года утроил своё состояние. Слышите, Мюрр? Утроил!

Карета дёрнулась и остановилась.

– Что там? – недовольно проворчал барон, передвигаясь к окну.

– Таверна, мистер Гаррет, – хрипло сообщил кучер. – Вы же приказывали останавливаться везде, где можно поесть и выпить.

– А, хорошо, – успокоился румяный барон. – Сходите-ка, Мюрр, посмотрите – нет ли там матросов или другой грубой швали. Если есть – заплатите хозяину, сколько спросит – но чтобы выгнал всех матросов и пьяниц. Я подожду.

Мюрр торопливо покинул карету. Кучер, вытащив из-под козел парусиновое ведро, отправился к колодцу. Осторожно, стараясь не испачкать в лошадином навозе изящные маленькие туфли, выбрался из кареты и Джордж. Он прошёлся на шажок-другой вдоль кареты, и вдруг замер на месте. Весёлое любопытство, словно солнечный зайчик, запрыгало на его лице. В окно стоящей впереди кареты выглянула очень милая девушка. Осмотрела двор – и спряталась. Барон, расстроенно всплеснув ручками, вздохнул. Вдруг дверца кареты открылась, и эта девушка ступила на узенькую подножку. Замерев на мгновение, она спрыгнула вниз. Барон, беззвучно охнув, схватился за сердце. Край юбок прелестной соседки зацепился за дверную защёлку, и взгляду владельца суконных мануфактур открылись безупречно стройные ноги в белых чулках, и розовые подвязки, и трогательно опушённые голландским кружевом панталоны. Грациозным движением вскинув тонкую руку, девушка принялась дёргать так досадно зацепившиеся юбки, и мотать их из стороны в сторону, и даже присела – ничего не помогло: защёлка держала крепко.

– Ну что же вы?! – вдруг строго проговорила нежданная фея, обращаясь прямо к барону. – Ну помогите же!!

Не чувствуя земли под ногами, успев пару раз поклониться, Гаррет подлетел к попавшей в беду незнакомке и принялся помогать. Сначала он тоже дёрнул ткань, и тоже без результата. О, как же близко оказались они друг к другу! Сладкий, тёплый, обморочный запах липко охватил отважного спасителя. Умирая от дерзости, он позволил себе обнять талию девушки и приподнять повыше, с тем, чтобы не сдёрнуть ткань юбок, а подав назад, отцепить. Не помогло. Тогда, больно стукнувшись коленкой, он быстро вскарабкался на подножку и, удерживаясь одной рукой, второй сумел-таки отцепить злосчастные юбки. А принцесса, тряхнув рыжими локонами, негромко, но требовательно приказала:

– Чепчик!

Растянув ротик в бессмысленной, блаженной улыбке, барон достал лежавший на сиденье чепец и, молодецки спрыгнув на землю, протянул его фее. Она торопливо убрала волосы и вдруг озорно улыбнулась доброжелательному незнакомцу. Заговорщицки понизив голос, она приказала:

– Не говорите моему опекуну. Слышите?

И, оглядываясь через плечо на пострадавший край юбок, уплыла и скрылась в таверне.

Джордж, с колотящимся сердцем, изнемогая от счастья, вернулся в свою карету. Здесь он сидел, лучась блаженной улыбкой, потирая ушибленное колено, пока не пришагал из таверны долговязый, сосредоточенный Мюрр.

– Людей там мало, – доложил он. – Двое торговых клерков, один офицер, и один старый монах с воспитанницей.

– Хорошо, Мюрр, – выдохнул счастливый барон. – Иди, закажи чего-нибудь из быстрых закусок – на своё усмотрение. Я минутку ещё посижу. Что-то сердце запрыгало.

Эконом, неодобрительно поглядывая на неубранный лошадиный навоз, ушёл. Гаррет дождался принёсшего воду кучера и, подойдя к нему почти вплотную, спросил:

– Ты сколько у меня получаешь в год?

Кучер, похлопывая лошадь по холке, недоумённо посмотрел на хозяина. Долго считал. Наконец, выговорил сумму.

– Так вот, – понизив голос, зловеще сказал барон. – Ты можешь заработать эти деньги за один день. Даже за одну минуту.