Последние строчки обескуражили Марину. Она тоже иногда совершала пальцами проворные движения, но это действие, во-первых, никогда не было связано для нее с мыслями о ком-то конкретном, а во-вторых, приносили не столько удовольствие, сколько стыд и разочарование, явно неведомые красавице Элен.
Да и данный книгой совет едва ли подходил к ее случаю. Ежедневно вспоминать единственную встречу было немного утомительно, представлять занятия Димы и вовсе не хотелось (Маринино воображение, словно издеваясь над хозяйкой, обычно рисовало бассейн в бане, наполненный голыми блядями), предвкушать первый раз Марина боялась, до конца не веря в неожиданную удачу. Однако было в этих четырех абзацах нечто главное, не ускользнувшее от внимания Марины. Элен совершенно не сомневалась в неизбежности предстоящей встречи, словно бы Патрик поехал не на войну, а в банк за месячным жалованьем. Уверенность Элен, несомненно, служила залогом того, что встреча действительно состоится. Порывшись внутри себя, Марина обнаружила удивительную солидарность с героиней картонного романа. Мысль о том, что Дима больше никогда не позвонит, не приходила Марине в голову, и из этого совершенно очевидно вытекала неизбежность его нового звонка.
Ожидание достигло своего пика в среду. То ли моментально выработавшийся условный рефлекс, то ли вековой инстинкт наполнили зенит рабочей недели неким особым смыслом. Впрочем, Марина не стала давать себе традиционное эсхатологическое обещание «если не позвонит, все кончено», не раз слышанное и по телевизору, и от подруг. Причин тому было много. Во-первых, Марина уже давно заметила, что обещание это ничего не значит. Во-вторых, заканчивать все так быстро было для нее слишком страшно. И в-третьих, она была уверена в своем ожидании, а потому вечером в среду с ее чувствами произошла удивительная трансформация — мучительное нетерпение уступило место светлой уверенности. Правда, волнение все равно никуда не ушло и уже не в первый раз лишило Марину аппетита. Пока родители ужинали, она расправилась с книжкой, а потом вместе со всеми села смотреть телевизор.
В этот раз она даже не просила папу убавить звук, просто сидела и молча смотрела на экран, изображавший лица, искаженные непривычным умственным напряжением (показывали какое-то интеллектуальное шоу).
Телефон зазвонил в половине девятого. Марина встала с дивана, сохраняя достоинство, прошла в прихожую, сняла трубку и бросила в темную неопределенность телефонного провода холодное «алло». В этот момент она сама удивлялась своему спокойствию.
— Привет, — сказал Дима. — Это Дима.
— Привет, — сказала Марина.
— Гуляла, что ли? — спросил Дима.
— Когда? — спросила Марина, не успев вовремя отфильтровать явную бестактность Диминого вопроса.
— Час назад, — сказал Дима.
Марина сначала хотела соврать, но потом передумала.
— Нет, — сказала она. — А почему ты так решил?
— Да я звонил, — сказал Дима. — Но никто не подошел.
— А, — сказала Марина. По спине ее побежали мурашки. — Нет, дома вроде все были. Не слышали, наверное.
— Понятно, — сказал Дима. — Как дела?
Дальше разговор покатился по мелкому руслу, оставшемуся от предыдущей беседы.