Адрес командировки - тюрьма

- Что?! - вскинулся Морда, сунув руку под мятую ватную подушку, где таился осколок стекла.

- Не ори, побудишь корешей! - раздраженно сказал кот. - Мы им, падлам, облавы ментовские устраиваем. Я когтями ловлю и щелкаю, как семечки... А орел выклевывает из всех щелей. Да и чертяка дает просраться!

- Слышь, Расписной, ты чего базарил? - не успокаивался Морда.

- Спать хочу. Моя очередь...

- А... Ну давай.

Кот замолчал. Волк попытался заснуть. Чтобы вырваться из липкого вонючего кошмара камеры, нужен был какой-то приятный расслабляющий образ, символ нормального, человеческого мира. Он напрягся, и в памяти появилась раскачивающаяся под столом изящная женская ступня, всплыл терпкий запах пыли и обувной кожи... Волк погрузился в спокойный, без кошмаров, освежающий сон.

Глава 3 БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА

Яркое солнце отражалось в окнах двухэтажного дома на восемь спален, расположенного в престижном пригороде в двадцати милях от Вашингтона. Свежий ветерок шевелил изумрудную траву газона, подметал и без того безупречно чистые дорожки, морщил голубую гладь пятидесятифутового бассейна, раздувал угли в круглом титановом барбекю и пузырем надувал легкую белую рубаху, которую Майкл Сокольски узлом завязал на животе - на русский манер. В русском стиле был и этот прием - не в ресторане или баре, как принято у американцев, а у себя дома, причем сам Майкл называл его не привычным словом party, а экзотическим и непереводимым gosti.

Гостей было трое: подтянутый моложавый сенатор Спайс, тучный краснолицый Генри Коллинз из группы советников Белого дома и Роберт Дилон - быстрый и верткий владелец крупного издательства. Спайс выглядел наиболее официально - в легком белом костюме и кремовой, с песочными пуговицами шведке. Коллинз надел просторные хлопчатобумажные штаны и свободную шелковую блузу, на Дилоне были джинсы и пестрая гавайская рубаха, расстегнутая до пояса и открывающая крепкий, обильно заросший волосами торс.

На самом деле Дилон работал в русском отделе ЦРУ, и присутствующие были прекрасно осведомлены об этом, поскольку все они специализировались на России. А главным экспертом по столь специфической и сложной стране являлся, безусловно, сам Майкл Сокольски, проработавший в посольстве в Москве около пятнадцати лет.

- О'кей, угли уже хороши, и я сказал Джиму, чтобы он ставил стейки, оживленно сообщил хозяин, возвращаясь к сервированному на четверых столу и смешивая себе аперитив - темный "баккарди" с лимонным соком.

- Кстати, как называются эти русские стейки на стальных шпажках? - спросил Спайс, потягивая через соломинку джин с тоником.

- Шашлык, - улыбнулся Майкл. - А шпажки - шампурами. Мне доводилось видеть такие, на которые можно нанизать сразу двух человек. Конечно, не столь могучих, как Генри.

- Ты хочешь сказать - не таких толстых, - пробурчал Коллинз. Из-за высокого давления он пил только яблочный сок.

- Большаков тоже толстый, но мой шеф к нему расположился с первого взгляда.

Толстяк, о котором зашла речь, был советским послом, а своим шефом Генри Коллинз называл президента США. Это было приглашение к разговору, ради которого они и собрались.

Майкл попробовал свой коктейль и удовлетворенно кивнул.

- Он расположился к новой Политике Москвы и лично к Грибачеву. Тот действительно внушает симпатию.

Спайс добавил себе еще джина.

- После тех, кто был раньше, у него действительно человеческое лицо, задумчиво сказал он. - Но этого еще недостаточно, чтобы бросаться друг другу в объятия. Во всяком случае, отмена эмбарго на торговлю с русскими явно преждевременна.

- Это все понимают. Тем не менее мы готовимся к встрече на высшем уровне, - сказал Коллинз. - А если она произойдет, потепление отношений неизбежно.

Казалось, что Дилона эти разговоры не интересуют. Он сосредоточенно солил и перчил томатный сок, потом по стенке стакана стал вливать в него водку. Сокольски заинтересованно следил за этим процессом. Разговор заглох.

- Это правда, что русские добавляют сюда сырое яйцо? - спросил Дилон, подняв стакан к глазам и рассматривая, как граница между водкой и соком приобретает все более четкие очертания.

Сокольски кивнул:

- Не все яйцо - только желток. Но далеко не всегда. Я бы даже сказал крайне редко. В основном обходятся без него.

- Тогда можно считать, что я все сделал правильно, - чуть заметно улыбнулся Дилон. - Терпеть не могу сырых яиц!

Он залпом выпил "Кровавую Мэри" и промокнул губы салфеткой.

- И если завтра я скажу, что обожаю сырые яйца, - мне никто не поверит. Так не бывает. И не бывает, чтобы страна, которая десятилетиями считалась империей зла, в один момент превратилась в оазис добра, справедливости и соблюдения прав человека. Поэтому и конгресс, и президент, и общественность должны знать, как на самом деле обстоят там дела. А самый компетентный и заслуживающий доверия свидетель - наш друг Майкл!

Перегнувшись через стол, Дилон похлопал Сокольски по плечу.