Адресат неизвестен

— Нет! — энергично возразил Хмура. — Это не он донес на вашего отца оккупантам. По-видимому, это сделал Курт Гинц. Чтобы еще больше удивить вас, сообщу, что Розен был вовсе не Розен, а Розенкранц, племянник графа Розенкранца, владельца замка. Но Эмиль Розенкранц был воспитан в Польше и чувствовал себя связанным с Польшей. Он не объявил себя фольксдойчем[6], когда ему это предложили, и его хотели отправить в концлагерь, но дядя благодаря своим связям добился того, что он отделался принудительными работами на заводе в Липове. После войны Эмиль Розен поселился в Познани. Работал он очень хорошо. Это был действительно честный, порядочный человек. По его просьбе ему разрешили изменить фамилию, придав ей польское звучание. Со своей семьей он не хотел иметь ничего общего.

— Но мы ведь никогда не слыхали, чтобы в Липове оставался кто-либо из семейства Розенкранцев! — сказала я, чувствуя себя уязвленной. Как-никак, хоть и в меньшей степени, чем пани Анастазия, я все же могу считать себя всесведущей, когда речь идет о липовских делах.

— Этого я не говорил. Но у Эмиля Розена была жена, с которой он очень давно разошелся, как говорят, из-за идейных разногласий. Дело в том, что, когда мужа увезли в Липов, Луиза Розенкранц осталась в Лодзи. Она была фанатичной сторонницей гитлеризма. После войны она исчезла. Сведения о ее дальнейшей судьбе весьма разноречивы. Одни говорят, что она находится где-то на Западе. Другие утверждают, что она снова вышла замуж, есть и такие, которые думают…

— Что она живет в Липове под другой фамилией! — продолжила я.

— Именно. Именно так, дорогая пани Мильвид. И вот теперь наша задача состоит в том, чтобы разыскать эту особу.

— Должно быть, Розен знал об этом, раз он говорил, что у него есть в Липове родственники. Теперь я понимаю, почему он не уточнял, что это за родственники. Но зачем же он сказал дворнику, что едет к своим? — недоумевала я.

— А что он еще мог сказать? Что едет к некоему Лингвену? Вы же сами убедились, до чего разговорчив этот дворник, впрочем весьма симпатичный и отзывчивый человек. Розен понимал, что дело, по которому его вызывает сын Юлиуша Лингвена, не подлежит обсуждению с досужими собеседниками.

— Теперь я понимаю! — воскликнул Янек, который сосредоточенно слушал все это. — Наконец-то я понял всю историю с этими письмами!

— А я еще не совсем, — призналась Роза.

Мне показалось, что, говоря это, она хочет польстить Янеку, отдавая дань его умственному превосходству. Должно быть, ей хотелось, чтобы он перестал на нее дуться из-за капитана Хмуры.

Мужчины в таких тонкостях не разбираются. Янек, конечно, проглотил приманку и начал, слегка пыжась, объяснять:

— Первые три письма были посланы не столько затем, чтобы меня впутать, сколько затем, чтобы под конец послать это, четвертое письмо, которое действительно должно было дойти до адресата, а не вернуться на улицу Акаций.

— И еще затем, — добавил Хмура, — чтобы раздробить вашу группу. «Отправитель» рассчитывал на то, что либо вы, либо пани Зузанна, словом кто-то из вас, начнет выяснять, в чем дело. А это, по мнению «отправителя», должно было усилить мои подозрения по вашему адресу, а следовательно, облегчить его деятельность в Липове.

— А зачем же понадобилось вызывать в Липов Эмиля Розена? — мне хотелось выяснить все до конца.

— Думаю, что по двум причинам, — терпеливо объяснил он. Право, Хмура был самым терпеливым человеком, какого мне довелось когда-либо видеть. — Заметьте, ваш противник всегда старается убить одним выстрелом двух зайцев — это его отличительная черта. Итак, во-первых, он рассчитывал, что ему удастся заполучить бумаги Лингвена. Но кто сможет определить, представляют ли они ценность в наше время? Кто расшифрует формулы? Ясно, что только тот, кто уже имел с этим дело. То есть Розен. Учитывалось, однако, и то, что Розен может отказаться участвовать в этой истории. Тогда можно и даже надо было бы его убрать, а заодно бросить новое подозрение на Янека Лингвена. Потому что если принять версию, которую нам хотели навязать, то Янек, даже если бы он хотел утаить пользу изобретений в целях личной наживы или сбежать за границу, должен был бы, добыв все сведения, которыми располагал на этот счет Розен, постараться убрать уже ненужного ему информатора и опасного свидетеля.

— Адская интрига, — шепнула я, пытаясь сообразить, кто же из жителей Липова способен на такие хитрые и сложные замыслы.

В то же время я со смущением думала, какими детски-легкомысленными выглядели в глазах Хмуры наши действия. Он не только знал намного больше нас, но наверняка располагал уже некоторыми данными, позволяющими разоблачить преступника либо преступников. Я уже собралась было спросить об этом Хмуру, но в этот момент послышалось тарахтение мотоцикла. За окном блеснул и погас свет — мотоцикл остановился у дома.

Хмура открыл дверь. На пороге, жмурясь от света, стоял Мариан Мацея, грозный, чуждый снисхождения начальник нашей ветреной Розы.

Капитан Хмура усадил его за стол и сказал, что при нас он может говорить свободно.