Адресованное послание

По дороге зацокали копыта. Два стражника ехали дозором. Солнце слепило им глаза и мешало распознать возможную засаду. Напротив камней, за которыми скрывались два друга, один из стражников чуть натянул поводья и, не останавливая лошадь, вынул из сумы фляжку, зубами вытащил пробку и так же, как Хаара, полил из фляжки себе на голову. Солнце палило немилосердно. Казалось, ещё немного – и камни вокруг расплавятся и потекут вниз пятнисто-серой лавой. Спины проехавших стражников были тёмными от пота.

Хаара осторожно приподнял голову.

– Чёрт, сколько же они везут? Их должно быть двадцать, а здесь не меньше пятидесяти.

– Там среди них нет парней, которые не держат в руках поводья?

Зрачки Хаары задвигались.

– Есть. Человек десять-двенадцать.

– Скажи своим, чтобы этих выбили в первую очередь.

– Псы?

Умлат кивнул.

Хаара жестами что-то объяснил стрелку слева от себя, затем то же самое – стрелку справа. Посмотрел на дорогу. Дождался, когда середина колонны оказалась напротив него, и прижал ладонь ко рту: по ущелью разнёсся заунывный протяжный вой.

Тотчас на противоположном склоне поднялись два человека. Два меча блеснули на солнце и перерубили толстый канат, сплетённый из ветвей, перевитых лианами. Реакция стрелков сторожевого отряда была отменной: два тела, утыканные стрелами, покатились вниз по склону. Однако дело было сделано. Канат перестал сдерживать напор семи или восьми десятков крупных камней – и они покатились вниз, набирая скорость и увлекая за собой сотни, а потом тысячи более мелких обломков.

Резкая отрывистая команда – и всадники, соскочив с лошадей, полезли вверх по правому склону, стараясь уйти от каменной реки. Это удалось не всем. Крики раненых повисли в воздухе, смешавшись с хрипами умирающих и ржанием лошадей. А когда пылевое облако, порождённое обвалом, догнало уцелевших стражников, по взмаху руки Хаары им в лицо полетели стрелы. Через минуту поле боя затянуло пылью. Отбросив бесполезные луки, люди из отряда Хаары взялись за мечи и бросились вниз по склону.

Коршун бесшумно скользил в воздушных потоках, то набирая высоту, то спускаясь почти до верхней границы пылевого облака. Но даже его глаза ничего не могли различить, кроме расплывчатых теней колющих, рубящих, кричащих, убивающих друг друга.

Постепенно пыль оседала, её размывало ветром. Мастерски подготовленная западня уравняла шансы на победу между воровской ватагой Хаары и гораздо более дисциплинированными воинами из отряда охраны. Случай разбил тех и других на пары, на мелкие группы из нескольких человек, в которых те и другие, с большим или меньшим умением обмениваясь ударами, исполняли танец смерти. И лишь два «танцора» не оставляли своим партнёрам никаких шансов.

Выше по склону Умлат, казалось, просто шёл с постоянной скоростью по камням, как по мостовой. Меч в его правой руке выписывал сложные росчерки, похожие на письмо. А левая рука время от времени вскидывалась в коротком колющем ударе – и очередной противник, замерев на мгновение, падал и, скатившись по склону, застывал в причудливой позе.

Снизу, почти от самой дороги, навстречу Умлату двигался плотный немолодой воин с мечами в обеих руках. Бой доставлял ему наслаждение. Улыбка не сходила с его лица, обнажая сломанный наполовину передний зуб. Щербатый не смотрел по сторонам, даже когда его клинки вгрызались в чужое тело. Его взгляд был прикован к лицу сухопарого, и он целенаправленно шёл прямо к нему.

Право на парный поединок освящено веками. И когда Умлат и Щербатый наконец добрались друг до друга, никто не посмел встать между ними.

Время остановилось. Широкая улыбка Щербатого казалась почти дружелюбной, по контрасту с отсутствующим лицом Умлата, на котором жили только глаза.

Лезвия чуть подрагивали в опущенных руках опытных воинов. Они тянулись друг к другу. Так бойцовые собаки тянут вперёд носы, перед тем как захлебнуться своей слюной вперемешку с чужой шерстью и кровью.

Четыре клинка одновременно взвивались в воздух и кружились в сложном захватывающем танце. Солнечные блики отражались от них и мелькали по лицам стоявших вокруг воинов. Соперники очень мало передвигались по косогору, довольствуясь наклоном корпуса при особо сложном выпаде. Мелкие камешки под ступнями воинов покачивались, собираясь покинуть своё место, однако вниз не осыпались. Теперь Умлат постоянно работал в две руки; и не было заметно, что его приёмы хоть как-то озадачивают Щербатого. Впрочем, и сухопарый без видимых сложностей находил аргументы против манеры ведения поединка противником. Ни тот, ни другой ни разу не попытались нанести решающий удар. Клинки вообще почти не касались друг друга, за миг до встречи изменяя траекторию и начиная следующий замысловатый пируэт.

Снизу, с дороги, донеслись крики и ругательства Хаары. Умлат поймал широким лезвием меча солнечный зайчик, чиркнул им по глазам Щербатого и молниеносно нанёс укол в его правое предплечье. Оружие выпало из разжатых пальцев, зазвенело о камни, и меч, чуть скользнув по склону, замер, упёршись концом лезвия в окатыш.