Адриан Моул: Годы прострации

— Я что, похож на идиота? — ощерился Крокус. — Разве в этом мерзостном современном мире можно что-нибудь сделать без страховки? И разве страховые компании не держат нас за яйца? Но когда я потребовал компенсации за украденную видеокамеру, то эти сволочи отказались платить.

— Так ведь у вас никогда не было видеокамеры, и в магазине вам не дали документа, подтверждающего покупку, для предоставления страховщикам.

— В былые времена джентльмену верили на слово, — прогудел Крокус.

— Но вы же врали служащим в магазине, — напомнил я.

— Они должны были мне поверить, — скрипнул зубами тесть.

Невозможный человек.

Мы побрели обратно в дом, и он спросил, разобрался ли я со своими налоговыми проблемами. Снова написал Гордону Брауну и ожидаю ответа со дня на день, отчитался я.

— Надеюсь, ты не упомянул в письме, кто твой тесть, — пробормотал Крокус.

Неожиданно нагрянула Маргаритка, сестра Георгины, со своим мужем Умником Хендерсоном, и настроение у меня стало еще хуже. Я до сих пор с дрожью вспоминаю то время, когда я был помолвлен с Маргариткой. Спасся я чудом. Хендерсоны, оба, не любят детей, предпочитая проводить свободное время в фан-клубе «Звездного пути». Супруги — активные члены клуба, бойко говорят по-клингонски и переходят на этот язык, когда им удобно, а потом весело смеются (сострив на чей-нибудь счет, надо полагать?), что, на мой взгляд, является верхом неприличия.

Чаепитие протекало тягостно.

— Папа, тебе осталось всего три года до пенсии, — сказала Георгина.

Крокус презрительно рассмеялся:

— Если доживу.

— Ты болен, папа? При смерти? — всполошилась Георгина.

— Мы все умираем, доченька. Бессмертных среди нас нет.

— А ты скоро умрешь? — спросила его Грейси.

— Кто знает, — ответил Крокус и уставился в окно.

После чая Грейси развлекала компанию импровизированным концертом — песнями из «Классного мюзикла». Она «пела» с жутким американским акцентом в розовый пластиковый микрофон, немилосердно усиливавший ее голос. Когда кто-нибудь отвлекался, Грейси кричала:

— Смотрите на меня! Смотрите на меня!

Моя дочь скакала в проеме эркера, задергивая пыльные бархатные занавески между «номерами», и я завидовал ее уверенности в себе. Помнится, в ее возрасте я сбегал из дома, когда на семейных сборищах родители настоятельно просили меня прочесть стихотворение.

По дороге домой сказал жене, что впредь в гости к отцу она будет ездить одна.

— Это нечестно, — возмутилась Георгина, — я терплю твоих родителей каждый день без выходных!

Забравшись в нашу холодную супружескую постель поздно вечером, мы, не проронив ни слова, отвернулись друг от друга.

Понедельник, 20 августа

Выходя из магазина после работы, я столкнулся с доктором Пирс. Она с трудом тащила большую коробку с односпальным одеялом на гусином пуху (зимний вариант), и я вызвался докатить покупку до ее машины. Мой взгляд невольно упал на грудь моей спутницы, круглившуюся под летним платьем с низким вырезом, и я представил доктор Пирс нагой под пуховым одеялом. У меня пересохло во рту, и я ощутил дрожь в руке, той, что прижимала коробку с одеялом к седлу велосипеда. Когда мы добрались до фургона доктора, я помог ей засунуть коробку в багажник. Далее я несколько раз порывался уйти, но она удерживала меня, рассказывая, какое это счастье — долгие летние каникулы. Разоткровенничавшись, она сообщила, что у нее четверо детей и ее младшенький только-только сменил детскую кроватку на настоящую кровать.

В моем воображении возник иной образ доктора Пирс — осунувшейся, измотанной. Вот она из последних сил встает с постели, чтобы утихомирить орду вопящих детей. Я попрощался, сел на велосипед и уехал.

Вернувшись домой, я застал Георгину, Грейси, мать и отца во дворе, они грелись на вечернем солнышке. Наведался в квартиру родителей в поисках еще одного шезлонга и невольно заметил, что из сумки моей матери, брошенной на столике в прихожей, торчит рукопись ее книги.