— Слыхал, что ты теперь на химии. — Затем он усадил меня в кресло, в котором только что сидел, встал сзади и посмотрел на мое отражение в зеркале. Взъерошив редкие кустики волос на моей голове, он заявил: — Можно пойти ва-банк и сбрить все к чертям собачьим. Что от них толку, сам подумай? Ни вида, ни блеска.
— Мне нравятся бритые головы, — вставила Георгина.
Перспектива лишиться последних волос меня не вдохновляла, но жена настаивала:
— Ади, ты каждый день в душе теряешь их целыми пучками. И, если слив засорится, придется вызывать сантехника, а это стоит недешево.
Пока я колебался, Лоуренс пригласил в соседнее кресло миссис Льюис-Мастерс и принялся снимать с нее бигуди.
— Люди пустыни, — сообщила старуха, — почитали лысину как признак мудрости и мощной сексуальной потенции.
— Ладно, Лоуренс, сбривай, — сдался я.
Пока парикмахер сушил феном волосы миссис Льюис-Мастерс, я листал брошенную ею «Деревенскую жизнь», и вдруг с разворота с фотоотчетом об Охотничьем бале в Бельвуаре на меня глянуло улыбающееся, счастливое лицо Георгины — я аж вздрогнул. Она стояла под ручку с «достопочтенным Хьюго Фэрфакс-Лисеттом» в окружении других саблезубых охотников, поднимавших бокалы с шампанским. Они словно поздравляли Хьюго и Георгину с помолвкой. Я показал журнальную страницу жене.
— Я же тебе рассказывала, забыл? — рявкнула она.
— Почему же, отлично помню. Ту ночь я как раз провел в больнице после очень неприятной, болезненной биопсии.
Георгина понизила голос:
— Хьюго не с кем было туда поехать. В последнюю минуту его предполагаемая спутница отказалась.
— Я не виню тебя за то, что ты туда поехала. Но почему ты выглядишь такой
Соорудив из волос миссис Льюис-Мастерс нечто вроде шлема (это ее обычная прическа), Лоуренс передал даму своему помощнику (который, по словам Георгины, только и умеет, что сметать кисточкой остриженные волосы с лица и шеи, да и то не слишком ловко) и повернулся ко мне:
— Итак, бреем голову, и, кстати, у меня есть сказочная продукция от Андре Агасси, с ней твой скальп засияет, как солнце.
За каких-нибудь пять минут он сбрил все мои волосы и намазал голову увлажняющим лосьоном. Я уставился на свое отражение. Череп блестел под лампой дневного света, и очки вдруг стали очень заметны.
— Будет лучше, когда ты немного загоришь, — утешила меня Георгина.
Лоуренс взял с меня всего 5 фунтов за бритье, но вместе с увлажнителем от Агасси, тонизирующим лосьоном и кремом, придающим коже шелковистость, счет разросся до 40 фунтов. На чай я Лоуренсу не оставил.
Дома мать сказала, что ей всегда нравились лысые мужчины — с тех пор, как она увидела Юла Бриннера, танцующего на балу с Деборой Керр в фильме «Король и я».
Отец рассмеялся:
— Господи! Ты похож на бильярдный шар на ножках. На твоем месте я бы поостерегся попадаться на глаза Ронни О’Салливану[71], а то он как увидит твою башку, так тут же загонит ее в лузу, не успеешь и глазом моргнуть.
Отец смеялся до икоты, пришлось дать ему воды, чтобы он успокоился. Зачем, спрашивается, отец выдал эту усложненную метафору? С целью скрыть свои истинные чувства, потому что на самом деле его душили слезы? Если так, то он сумел всех обвести вокруг пальца.
Грейси, придя из школы, погладила меня по голове:
— Мне нравится твоя новая прическа, папа.
Я очень устал, и во рту у меня все горело.
— Какая же это прическа? — раздраженно возразил я. — У меня ведь совсем не осталось волос.
У Грейси задрожали губы, но мне удалось предотвратить плач, позволив дочери отполировать мою лысину хозяйственной салфеткой.
— Можно я возьму «Блеск» для мебели? — спросила Грейси.
Я ответил отказом, тогда она неторопливо легла на ковер перед камином и забилась в истерике. Я бессильно наблюдал, как она колотит руками и ногами. Спустя пять минут девочка спокойно встала и вышла из комнаты.
По дороге в больницу мать свернула на Хайстрит и притормозила у книжного магазина. Мы вышли из машины, посмотрели в оконное стекло. Там были рабочие, стенки между торговым залом, подсобкой и кладовкой они уже сломали — получилось одно большое пространство.
— Здесь будет «Теско Метро», — доложила мать. — Думаю, не устроиться ли к ним на работу. У меня ведь полдня свободны, пока ты лежишь на химии.
Дневник, надо же быть до такой степени бесчувственной?
Когда меня пристегнули к капельнице, я позвонил жене на работу. Ответил Хьюго Фэрфакс-Лисетт и сказал, что Георгина разговаривает по другой линии с Штатами:
— Извините, Адриан, я не хотел бы ее отвлекать, она сейчас обговаривает условия сделки с тамошним турагентом.
— Да, я слыхал, что вы планируете заманить к себе автобусные туры с американскими туристами.