Адриан Моул и оружие массового поражения

Я дал ему пятьдесят фунтов, хотя сейчас для меня такая сумма непомерна.

Гостиницей «Курорт Лендор» заправляет супружеская чета – Лен и Дорин Легг. Поскольку ни у кого, кроме меня, в нашей компании нет действующей кредитки, отдал Лену Леггу свою.

Отец спросил, открыт ли еще бар. Хозяин вздохнул, закатил глаза, но достал из кармана громадную связку ключей и отпер решетку на двери бара.

– Спасибо, добрый хозяин, – сказал отец и потребовал бутылку холодного шампанского.

– Холодного нет, – пробурчал Лен. – Но могу положить в морозильник на полчаса.

– Не утруждайтесь, – ответил отец. – Через полчаса я соображу, что плачу с трехсотпроцентной наценкой, и аннулирую заказ. Шампанское сейчас или никогда!

Когда нам подали напитки, на пороге возникла Дорин Легг и осведомилась плаксивым тоном:

– Разве ты не идешь спать, Лен?

– Куда ж я пойду, не видишь, что тут творится, – ответил тот.

Дорин с укором воззрилась на нас:

– Он на ногах с половины шестого. Тут завелась мама:

– Как постояльцы гостиницы, мы, по законам Европейского союза, имеем право пить в баре круглосуточно, если того пожелаем.

Я спросил у Дорин Легг, подают ли в баре закуски.

– Только до 22.30, – угрюмо ответила она.

Шарон нервно заерзала на табурете рядом со мной. Шел двенадцатый час, а ей необходимо есть каждые два часа.

Отец вызвался отправиться на поиски еды.

Дорин Легг заявила, что в округе все закрыто, но в номерах мы найдем мини-бар с большими запасами шоколада и орешков.

Мама во весь голос вещала о заграничных гостиницах, в которых она останавливалась: еда там расчудесная, а персонал – само добросердечие.

Лен Легг стоял за стойкой бара, слушал и ковырял под ногтями жеваной спичкой.

Когда мы поднимались в трясущемся лифте, я напомнил родителям, что содержимое мини-бара не входит в счет.

Я надеялся, что в номере, который мне предстояло делить с Шарон, будут две кровати, – но не суждено. Большую часть комнаты занимало гигантское ложе, накрытое розовым махровым покрывалом.

Шарон повела себя как законченная деревенщина. Пришла в восторг от пресса для брюк, обалдела от телевизора, подвешенного на кронштейнах. Одобрила плотность грязных тюлевых занавесок, заглянула в каждый ящик и шкаф. Наткнулась на Библию и воскликнула:

– Ой, кто-то книжку забыл.

Внутри шкафа-купе она обнаружила мини-бар. У меня не хватило духу помешать ей вскрыть банку с орешками. Я заглянул в прейскурант мини-бара.

– Господи, 8.50!

В пижаму я переоделся в ванной.

Когда я вышел, Шарон расправлялась с «Хрустящими орешками» фирмы «Нестле». Слизнув прилипшую к губе крошку шоколада, она сказала:

– Ади, без обид, я больше не балуюсь с кем попало, поэтому ты не особо рассчитывай.

После чего скрылась в ванной, вышла через пять минут в чем-то вроде библейской хламиды и легла в постель.

– Это лучшая ванная, которую я в жизни видела, – сонно пробормотала она. – Правда, приятно, что они припасли для гостей маленькие мыльца и всякие разные пузыречки?

А я лежал без сна и думал, что бы сказала Маргаритка, увидев нас с Шарон лежащими бок о бок. Поняла бы или она из ревнивиц?

Спускаясь утром с Шарон в столовую, я издалека услыхал мамин голос. Она скандалила с Дорин Легг из-за тостов. Этот ее монолог я слышал не раз.

– Я заказала полноценный английский завтрак с тостом! Вы принесли завтрак, но тост подали пятнадцатью минутами позже. И подали его холодным и сырым. Этот так называемый тост на самом деле никто не озаботился приготовить как следует. Сунули в тостер секунд на тридцать – и готово! Так что я вправе требовать, чтобы вы забрали так называемый тост назад и подсушили его еще раз.

– До сих пор никто не жаловался, мадам, – возразила Дорин Легг и оглядела прочих постояльцев, которые покорно жевали недоделанные тосты.

Отец льстиво заметил:

– Я вот ничего не имею против сырых тостов. Но моя жена очень разборчива по этой части.

– Джордж, это не тост! – закричала мама.

И помахала перед его лицом рыхлым куском белого хлеба.

Я решил, что пора вмешаться.

– Миссис Легг, мы платим за наши номера по девяносто пять фунтов. Разве трудно принести несколько кусков белого хлеба, подрумяненного с обеих сторон, не устраивая здесь мелодрамы?

Затем я отвел Шарон к буфетной стойке и объяснил, что она может спокойно угощаться хлопьями, соками и подкисшим фруктовым салатом.

Признаться, я очень горд за Шарон. По-моему, она побила рекорд по части опустошения буфетной стойки, после чего с легкостью умяла полноценный английский завтрак с жареным хлебом и добавочным тостом.

Упаковывая сумки, я закинул бесплатные туалетные принадлежности в чемодан Шарон, в том числе запасной рулон туалетной бумаги и белую салфетку.

При свете дня комната выглядела обшарпанной, на ковре темнели пятна, оставленные многочисленными постояльцами.

На шоссе М25 мы оказались в хвосте у грузовика с прицепом. Плелись за ним два с половиной часа, отцу пришлось облегчаться в пустую бутылку из-под диет-колы.

Шарон позвонила Райану с моего мобильника, чтобы предупредить об опоздании. Она принялась взахлеб рассказывать ему о гостинице, но он оборвал ее на полуслове. До самого дома Шарон уныло молчала.