Адриан. Золотой полдень

— Он не любимчик. Он мне как сын. Тебе ли объяснять, Ларций, что мы с Марком всегда мечтали о ребенке. Боги лишили нас этой радости, сыном мне стал племянник. Что в этом предосудительного? Как бы ты не относился к нему, но я горжусь мальчиком. Он не стал бы подсылать убийц к своим врагам.

— Ага, он уничтожил бы их всех сразу.

— Что же здесь удивительного, Ларций? Хирурги в полевых госпиталях десятками отрезают руки и ноги, и никто не считает их злодеями, посягнувшими на самое совершенное творение богов — на человека и его тело.

— Если так рассуждать…

— А как еще рассуждать? — удивилась императрица. — Я не люблю фантазировать, предугадывать, воображать, но сейчас самое время задаться вопросом, как бы ты поступил на месте Публия? Я обращаюсь к тебе как к гражданину и честному подданному моего супруга, столько сделавшего для отчизны и оказавшемуся у разбитого корыта. Мы в преддверии гражданской войны, Ларций.

Префект недоверчиво усмехнулся.

Императрица подтверждающе кивнула.

— Квиет не добрался до Рима. Он высадился на Родосе. Там состоялась его встреча с Лаберием Максимом и Авидием Нигрином. Они договорились начать сразу, как случиться то, о чем они все мечтают. Ты понимаешь, что это означает.

— Они все-таки посмели?.. — прошептал Ларций. — Император знает об этой встрече?

— Нет, я постаралась, чтобы никто не смог сообщить ему об этом. Он — единственный гарант сохранения мира в империи. Ему также не сообщат о покушении на тебя.

— Все-таки на меня? — горько усмехнулся префект.

— А на кого же! — развела руками императрица. — Зачем посвящать его в не относящиеся к делу подробности. Они представляются нам жалкими пустяками, не стоящими внимания человека, собирающегося штурмовать Гатру. Он должен взять ее до начала жары. Жара может погубить его.

Она сделал паузу.

— Итак, если тебя спросят, ты подтвердишь, что какой-то негодяй осмелился покуситься на твою жизнь. Ты потребуешь самого тщательного расследования произошедшего, открыто упрекнешь начальника канцелярии в ротозействе и легкомысленном отношении к служебным обязанностям. Ты потребуешь, чтобы Ликорма лично занялся негодяем и не рвался в поход. Охрану императора возьмут на себя другие люди.

— Вы намерены не допускать его к повелителю?

Императрица кивнула.

— Можно и так сказать. Дело зашло слишком далеко, чтобы покорно ожидать, когда они зарежут сына, меня. Кстати, покушавшегося на тебя убийцу уже допросили. Он оказался каким-то мелким поваришкой, трудившимся на кухне наместника. Сначала этот безумный фанатик твердил, что решил отомстить язычнику за то, что тот обесчестил Лалагу. По его словам, эта храмовая блудница, является непорочной девой, в которой воплотился дух матери человека, объявившего себя сыном Бога. Когда его спросили, кто тебя послал, он ответил, что дал слово и никакая пытка не вырвет у него ни имя праведника, ни имя негодяя. Тогда ему доступно втолковали, что он ошибся и покусился на префекта Лонга. За это праведник вырежет ему внутренности. Эта новость сразила его, и он назвал имя.

Ларций попытался озвучить его, однако Помпея Плотина жестом заставила его примолкнуть.

— Не будем оглашать его публично, — и выразительно обвела взглядом стены и окна.

Ларций понимающе кивнул, потом поинтересовался.

— Это сначала. Что он выложил потом?

— Зачем тебе знать, Ларций. Давай остановимся на том, что может устроить всех нас, и в первую очередь, императора.

— Иначе правда может сгубить его? Не надо будет дожидаться жары?

— Именно так. Правда придавит его, она ужасна. Она слишком опасна для его здоровья, для исполнения того, о чем он мечтал всю жизнь. Я хочу, Ларций, чтобы он хотя бы сделал первый шаг. Чтобы вновь, если он без этого не может, переправился через Евфрат и хотя бы на одну милю приблизился к Индии. Разве он это не заслужил?

— Если я выложу эту сказку императору, меня в будущем могут ожидать большие неприятности. Что будет со мной, если замшелые пни возьмут верх?

Императрица развела руками.

— Ты сам отправился в поездку в Азию. Тебя предупреждали…

Она неожиданно разгневалась.

— А что будет с Публием? Что будет со мной и Матидией? Что будет с твоим Лупой, проявившим истинное благородство и недюжинную смекалку? Что будет с миллионами ни в чем не повинных граждан? Что будет с Римом?

— Они не посмеют поднять на тебя руку, — смутился префект.

Помпея презрительно усмехнулась.

— Все так говорят. Когда я появлюсь в Риме и обличу их как узурпаторов, как хищников, развязавших гражданскую войну, со мной церемониться не будут. Я у них как бельмо на глазу. Как, впрочем, и ты.

— Но, госпожа, меня не радует и будущее, в котором будет распоряжаться твой племянник. Ты же знаешь, как он относится ко мне. Публий никогда не простит мне Зию, а теперь еще эта женщина. Он тоже имел на нее виды.

— Знаю, — отрезала Плотина. — У меня был с ним разговор. Даю слово, пока я буду жива, пока будет жива Матидия, с твоей головы не упадет ни единый волосок. К тому же ты сам понимаешь, после того как Публий получит жезл, мелкие обиды сразу забудутся.