Адская бездна. Бог располагает

Но волнение Христианы еще более усилилось, как только она взглянула на входящую Фредерику.

– Да что случилось? – спросила она, напуганная выражением тревоги, которое так ясно проступило на лице ее дочери.

– Только то, – сказала Фредерика, – что мой отец уехал.

– Уехал?!

– Читайте.

И Фредерика протянула матери оба письма.

Но письмо к Христиане объясняло не больше, чем то, что предназначалось Фредерике.

Юлиус всего лишь сообщал своей жене, что он уезжает, но как только достигнет цели своего путешествия, напишет ей о том, что собирается делать, а также будет извещать обо всех происходящих там событиях.

Пока же он просил ее не тревожиться, успокоить Фредерику и ждать.

– Что угодно, только не ждать! – вскричала Христиана. – Моя девочка, мы тоже поедем!

– Что с вами, матушка? Вы просто вне себя от волнения.

– Над твоим отцом нависла большая опасность.

– Какая опасность?

– Ах, да не могу я тебе всего рассказать. Но я хорошо запомнила то, что он сказал мне однажды. Живо!

Она бросилась к сонетке и стала звонить. Прибежал слуга.

– Мой брат сейчас здесь?

– Да, сударыня.

– Скажите ему, что мне нужны почтовые лошади, и немедленно.

Лакей вышел.

– О Боже мой! – простонала Христиана. – Но куда ехать? Из этих двух писем невозможно узнать даже, где твой отец. Тебе в особняке ничего об этом не сообщили?

– Нет, уезжая, он сказал только, что его ждет поездка за пределы Парижа.

– Ох, этак он далеко заедет! Расстояние будет побольше, чем то, что разделяет нас и его замысел. Но куда он мог направиться? Какие мы несчастные! Мы не можем об этом догадаться, вот мучение!

Она умолкла и с минуту размышляла, но тотчас заговорила снова, на сей раз бодрее:

– Не имеет значения, мы будем искать его повсюду. Сначала едем в Эбербах. Да, да, для наказания он должен был избрать то самое место, где совершилось преступление. Именно так. Он отправился в Эбербахский замок, теперь я в этом уверена. Боже! Только бы мы не приехали слишком поздно!

Она захватила с собой деньги – столько, сколько нужно для такой дороги, и укутала Фредерику в шали, чтобы уберечь от ночной прохлады.

Когда явился Гамба и возвестил, что карета подана, они были уже готовы.

– А что, я тоже еду? – спросил он.

– Да. Ты готов?

– Если речь о том, чтобы поколесить по дорогам, тут я всегда готов.

– Что ж, в путь!

Через минуту почтовая карета уже неслась по парижским мостовым во весь опор.

На первой же станции Христиана спросила у почтмейстера:

– Не дали ли вы сегодня утром лошадей двум путешественникам, ехавшим из Парижа?

– Почему двум? – спросила Фредерика.

– Тише, слушай.

– Я давал их более чем двум, – отвечал почтмейстер.

– Да, но речь идет о двух, ехавших вместе.

– А как они выглядят?

– Обоим около сорока. Но один выглядит старше.

– А! Погодите-ка. Вроде проезжали такие. Один еще забился в угол кареты, будто не в духе был или хворый.

– А у другого лицо, верно, такое жесткое, надменное?

– Точно. Он-то и отдавал распоряжения. Я еще говорю Жану: «Вот про кого не скажешь, что физиономия у него добродушная!» А Жан мне в ответ: «Ба! Этот вправе иметь любую физиономию, платит он щедро». Да, сударыня, я их видел.

– Благодарю.

Лошадей переменили. Карета двинулась дальше.

Фредерика пристала к матери с расспросами:

– Как вы узнали, что отец уехал не один?

– Разве ты забыла, как он вчера сказал, что его будет сопровождать друг?

– Да, правда, но он не говорил, кто такой этот друг.

– Ну, об этом-то я догадалась! – отвечала Христиана.

– Так кто же он?

– Господин Самуил Гельб.

То было мрачное, молчаливое путешествие. Прошла ночь, потом день, и снова ночь, и день опять.

Мать и дочь останавливались только затем, чтобы поменять лошадей. За двое суток они только два раза вышли из кареты, чтобы наскоро перекусить.

И тотчас вновь отправились в дорогу, платя вдвое, чтобы побудить кучера ехать вдвое быстрее.

Начатое среди ночи, это путешествие и завершилось ночью.

Было около одиннадцати вечера, когда почтовая карета въехала во двор Эбербахского замка.

– Господин граф здесь? – спросила Фредерика у сонного привратника, которого пришлось разбудить.

– Да, сударыня.

– Хвала Создателю! – вскричала Христиана. – Мы успели вовремя.

Карета остановилась у крыльца.

Гамба так забарабанил в дверь, что мог бы перебудить весь дом.

Ганс просунул голову в слуховое окошко.

– Кто там? – закричал он до крайности раздраженно и грубо.

– Это госпожа графиня, – ответствовал Гамба.

– Сейчас спущусь, – проворчал Ганс.

Мгновение спустя дверь открылась.

– Господин граф… – начала Фредерика.

– Он спит.

Фредерика оглянулась на Христиану.

Без слов поняв взгляд дочери, та сказала:

– О, нельзя терять ни минуты. Речь идет о слишком серьезных вещах, чтобы откладывать нашу встречу хотя бы на мгновение. Идем, постучимся в дверь его спальни.

Они тотчас поднялись по лестнице и принялись стучаться, сперва потихоньку, потом все сильнее.

Но сколько бы они ни колотили в дверь, никто не отзывался.

– Подождите, – сказал Гамба. – Вы стучитесь по-женски. Я вам сейчас покажу, как это делается.

И он пустился выбивать из двери набат всех колоколов Антверпена.

В комнате по-прежнему было тихо, никто даже не пошевелился.