– Это странно, – сказала Христиана, и на лице ее начала проступать бледность.
Она повернулась к Гансу:
– Вы совершенно уверены, что господин граф в спальне?
– Само собой разумеется, я же его туда и проводил часа два тому назад, еще свечи в комнате зажег.
– О! Два часа! – в ужасе прошептала Христиана.
– К тому же, – продолжал Ганс, – не будь его там, ключ бы торчал снаружи, а вы сами видите, что он внутри.
– Господин граф! – закричала Христиана. – Откройте, это мы, Фредерика и я! Во имя Неба, откройте!
По-прежнему ни звука.
– Что все это значит? – пролепетала Фредерика. – Боже мой! Мне страшно.
– Ах, ну конечно! – воскликнула Христиана. – Господин Самуил Гельб, должно быть, в замке?
– Да, сударыня, – отвечал Ганс.
– Что ж, мой друг, пойдемте и разбудим его. Возможно, он спит не так крепко, как господин граф.
Ганс проводил их до дверей комнаты Самуила.
Христиана постучалась.
Никто не ответил.
Ключ торчал в замке.
– Открой, Гамба, – приказала Христиана. – И войди.
Гамба вошел.
– Вы тоже можете войти, – сказал он. – Здесь никого нет.
Христиана и Фредерика бросились в комнату.
Она и в самом деле была пуста, а постель не смята.
– Вы убеждены, – спросила Христиана у Ганса, – что господа не выходили из дому?
– Еще как убежден. В половине десятого господа сказали, что идут спать. Я видел, как они поднимались к себе, а потом запер двери. Они не могли уйти, не потребовав у меня ключи.
– В таком случае живо! – закричала Христиана. – Молоток, лом, все равно, что! Надо взломать дверь комнаты господина графа.
Гамба и Ганс убежали. Они почти тотчас вернулись, вооруженные железным ломом.
Через минуту дверь подалась.
Все четверо вошли в комнату графа.
Она была так же пуста, как и другая спальня, которую они только что покинули.
Но первым предметом, бросившимся в глаза Фредерике, оказалось письмо, лежавшее на молитвенной скамеечке, что стояла у изголовья кровати.
Адрес гласил:
– Дай, – протянула руку Христиана.
Она сломала печать и начала читать:
У нее вырвался крик, и она стала торопливо пробегать глазами остальное.
Юлиус не приводил никаких подробностей. Он только говорил, что умирает, чтобы Фредерика могла выйти за Лотарио, что ей не придется больше бояться Самуила и пусть она не печалится, так как он очень счастлив, ибо может сделать это для нее, и она ничем ему не обязана, а напротив, это он должен быть ей признателен, так как благодаря ей он, проживя такую никчемную жизнь, хотя бы умереть сможет как человек любящий и преданный.
А дальше было еще множество всевозможных ласковых слов и нежных уверений.
Но Христиана дочитывать не стала.
– О, какое несчастье! – простонала она, ломая руки. – Мы опоздали на два часа. Сейчас он уже, наверное, умирает. А мы даже не знаем, где!
– Ах, поищем хотя бы, будем искать везде, – всхлипывая, пролепетала Фредерика.
– Однако, – продолжала Христиана, – раз внешние двери заперты, они должны быть в замке. Надо обшарить все комнаты.
Но все поиски оказались тщетными.
– Они не выходили, это точно, – твердил Ганс.
– Боже мой! Я должна была бы найти, догадаться, знать, – сказала Христиана. – Но мне кажется, что я с ума схожу.
Она стиснула лоб ладонями, будто пыталась таким образом собрать воедино все свои мысли, весь разум.
– Ах, постойте! – вдруг закричала она.
И прибавила, ни к кому не обращаясь, сама себе:
– Да, так и есть! Это Господь меня надоумил.
Она со всех ног бросилась в спальню Юлиуса, потом в сопровождении Фредерики и обоих мужчин вбежала в маленькую гостиную, отделявшую спальню графа от той, что некогда занимала она сама.
Христиана решительно указала Гамбе и Гансу на книжные шкафы и скомандовала:
– Друзья мои, живо отодвиньте от стен всю мебель, да хорошенько постучите ломом по этой деревянной резьбе.
Ганс и Гамба мгновенно учинили в библиотеке форменный разгром, вооружились ломом и принялись добросовестно крушить резное панно.
Первые попытки особого результата не принесли.
Но вдруг, откликнувшись на очередной мощный удар Гамбы, панно дернулось, как будто там сработала пружина, и отошло в сторону так резко, что волна воздуха едва не загасила свечи.
Панно маскировало темную лестницу, уходящую далеко вглубь.
– Лампу! – приказала Христиана. – Мы спустимся туда.
Ганс зажег одну из ламп, стоявших на камине.
– А теперь вперед! – провозгласил Гамба.
И он первым бросился вниз по лестнице.
Ганс, Христиана и Фредерика следовали за ним.
«Да, – подумалось Христиане, – именно так негодяй и проник сюда в ту роковую ночь».
Так они спускались минут десять.
Внезапно их остановил окрик:
– Кто идет?
– Женщины, – отвечала Христиана.
– Остановитесь! – прокричал голос. – Мужчины вы или женщины, а еще шаг, и вам конец.
И послышалось бряцание заряжаемых ружей.
– Да что же это? – пробормотала Фредерика.