Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Кастро оказался провидцем: Вашингтон прореагировал на его речь на похоронах, как он и ожидал. Специальная группа, которая при Эйзенхауэре курировала тайные операции, собралась 15 марта для рассмотрения плана свержения кубинского режима^{27}. В начале года ЦРУ определило основные принципы работы секретной разведывательной «организации», действующей на Кубе от имени группы кубинцев в изгнании. Для снабжения «организации» был подобран аэродром и несколько самолетов. Планировали также привлечь коммерческие лайнеры для расширения возможностей поставок. Но самое главное: надо было создать антикастровскую группировку, способную выполнить поставленные задачи. Целью тайной операции было сместить правительство Кастро и заменить его другим, «более преданным подлинным интересам кубинского народа и приемлемым для США». Таким образом, США пытались избежать открытого вторжения. ЦРУ докладывало, что объединенную политическую оппозицию Кастро можно создать за 2 месяца, а полувоенные формирования — за 6–8 месяцев. Эта группа должна быть готова прийти на помощь борцам сопротивления на Кубе в момент их выступления^{28}.

«Мне кажется, что в сложившейся ситуации это единственно возможный план», — отреагировал Эйзенхауэр, выслушав доклад Аллена Даллеса. По мнению Даллеса, полувоенные формирования в состоянии свергнуть режим Кастро и привести к власти правительство в изгнании. Обеспокоенный тем, что кубинцы или Кремль узнают о готовящейся операции, Эйзенхауэр проинструктировал специальную группу: «Каждый должен поклясться, что ему ничего не известно о подобном плане». Он решил свести к минимуму контакты США с кубинскими повстанцами. Операция, которую кубинцы и КГБ ожидали с декабря, обрела реальные черты^{29}.

Риторика Кастро возымела действие и привела к изменениям в политике США. Москва тем временем рассматривала частные переговоры Кастро как благоприятную возможность влиять на ситуацию. Отчет Алексеева о завтраке 6 марта попал к советскому руководству. «Я не писал об этом Хрущеву, — вспоминал Алексеев, — но он узнал об этом».

Советское руководство придирчиво рассматривало просьбу Фиделя. Впервые сам кубинский лидер просил не только об экономической помощи. 15 марта Президиум ЦК одобрил решение передать устное послание Хрущева Кастро через Алексеева.

Послание начиналось так: «Вы можете не сомневаться, что наши симпатии и сочувствие целиком на стороне революционного правительства и что мы с оптимизмом смотрим на кубинские дела»^{30}.

Кремль хотел уверить своего союзника в дружеских чувствах, а также деликатно дать понять, что Кастро ошибается, думая, что США постараются воспрепятствовать построению социализма на Кубе. Кремль был убежден, что США готовы к улучшению отношений с СССР, к одобрению политики разрядки и ради этого могут не обращать внимания на ситуацию на Кубе. «Несмотря на сложность и дальнейшее обострение положения, — сообщала Москва Кастро, — США сейчас довольно сильно связаны благоприятным для мира развитием международной обстановки и накануне предстоящих встреч вряд ли решатся предпринять открытую интервенцию против Кубы»^{31}.

Бодрый тон этого послания отражал личный оптимизм Хрущева по поводу будущих отношений с Вашингтоном. Он надеялся на встречу на высшем уровне США и СССР, запланированную на май 1960 года в Париже, где Эйзенхауэр в очередной раз услышит его высказывания по поводу присутствия западных держав в Западном Берлине.

Для поддержания уверенности Кастро Кремль предоставил ему карт бланш на закупки в Чехословакии любых товаров. «Что касается поставок вооружения, — говорилось в послании к Кастро, — советское правительство готово оказать содействие в поставке его из Чехословакии… а если потребуется, то доставке чехов… непосредственно из Советского Союза». Наконец, идя навстречу желанию Фиделя, Москва официально пригласила Кастро посетить Советский Союз. «Вы будете желанным гостем у нас, когда посчитаете возможным приехать»^{32}.

Послание Хрущева от 12 марта очень обрадовало Кастро. «Вы можете перевести его на испанский язык?» — спросил Алексеева Кастро. Кубинский лидер заявил, что он хочет приобщить этот документ к другим важным бумагам, которые он прячет в горах.