Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964

Кастро ответил, что он в принципе хотел бы посетить СССР, однако сейчас ему необходим отдых. Он подчеркнул, что «боится, не будет ли слишком много официальных встреч». Более того (и здесь он не счел нужным смягчить ответ), Кастро заявил, что, честно говоря, «он боится русского гостеприимства из-за проблем с желудком»^{29}. Пожалуйста, никаких котлет по-киевски и водки. Действительно, Кастро был нездоров. От личного доктора Кастро Алексеев узнал, что после кризиса кубинский лидер был на пороге полного физического истощения и нервного срыва^{30}. Он болезненно воспринял переговоры СССР с Кеннеди с целью ликвидации стратегических ракет на Кубе за своей спиной; а последующее решение СССР убрать с Кубы все ядерное оружие, включая доставленное туда тактическое оружие, которое Кастро надеялся сохранить, было для него просто унизительно. Однако, когда Кастро сослался на проблемы со здоровьем, Алексеев знал, что это не дипломатическая болезнь. Тем не менее советский посол понимал, как важно для престижа Кремля после октябрьского кризиса организовать встречу двух лидеров. Пытаясь добиться хотя бы краткого визита, он даже предложил Кастро взять с собой воду, как если бы он был неким Лос Анжелино, который боялся мести со стороны Монтезума в Мехико-сити. «Все будет хорошо, — уверял он Кастро, — на приеме вы будете пить только свою воду»^{31}.

Движение Кастро также было политически больным. Ракетный кризис расколол ОРО, причем некоторые революционеры готовы были переметнуться на сторону Китая. Не будучи в состоянии или не желая проводить голосование по этому вопросу, Кастро предложил ОРО занять позицию нейтралитета в советско-китайском конфликте. Фидель, как и его брат Рауль и бывшее руководство кубинской компартии (НСП), подчеркивал, что нейтралитет не означает нейтральность, которой придерживаются маршал Тито из Югославии и во все возрастающей степени социалистическая Румыния. Наряду с этим. Кремлю было хорошо известно, что в кубинском руководстве существует и иное мнение. Так например, Че Гевара заявлял о том, что ракетный кризис нанес удар по авторитету Советского Союза и ослабил его позиции в революционном движении^{32}.

В начале февраля Кастро сделал одно ободряющее заявление, в которое он сам не особенно верил. Он согласился с Хрущевым в том, что в результате карибско-то кризиса вероятность вторжения США на Кубу в ближайшие два-три года практически сведена к нулю. Хрущев и Кастро ждали такого заявления от Кеннеди. Теперь Кастро считал, что учитывая грядущие президентские выборы, до 1968 или 1969 года вторжение, похоже, не грозит.

План «Мангуста» в 1963 году

В начале февраля 1963 года Куба вновь стала горячей политической проблемой для администрации Кеннеди. Приводя «не прекращающиеся, абсолютно неопровержимые и достоверные доказательства», сенатор Кеннет Китинг, «овод» кубинской проблемы, заявил, что на Кубе укрыты по крайней мере 40 советских баллистических ракет среднего радиуса действия. Страшные предсказания Китинга в октябре оказались верными, и поэтому его новые утверждения были восприняты серьезно. 7 февраля Роберт Макнамара дал беспрецедентный двухчасовой брифинг, транслировавшийся в прямом телеэфире. Он представил фотографии возможных укрытий на острове советских баллистических ракет. Касаясь заявлений сенатора Китинга, Макнамара сказал: «Я не дам голову на отсечение, что в этих укрытиях размещены ракеты, и надеюсь, что и он этого не сделает, на основании представленных вам только что снимков»^{33}. Однако косвенно администрация вынуждена была признать, что ее оценки количества советских вооруженных сил на Кубе слишком занижены. Результаты последней аэрофотосъемки показывали, что после того как, по крайней мере, 5000 человек обслуживающего персонала баллистических ракет и ИЛ-28 покинули Кубу, на острове осталось 18 000 солдат^{34}.

Политическая дискуссия по поводу присутствия советских вооруженных сил на Кубе побудила Кеннеди вновь поднять этот вопрос перед советским руководством. В конце октября и начале ноября два лидера обсуждали данную проблему. Дискуссия завершилась туманным обещанием Хрущева, что персонал, обслуживающий оружие, которое «вы называете наступательным», покинет остров вместе с вооружением. Это, похоже, устраивало президента до тех пор, пока Кеннеди не понял, что его администрация занизила число советского персонала по крайней мере в два раза. 9 февраля под давлением средств массовой информации и Конгресса Дин Раек поставил этот вопрос перед Анатолием Добрыниным. Он попросил СССР поддержать усилия администрации Кеннеди и успокоить критиков из Конгресса, сделав заявление, отрицающее увеличение советского военного персонала и дающее гарантии скорейшего сокращения имеющегося^{35}.