Адская машина

«Аэропорт — это десятки гражданских самолетов. — Людович снова закурил. — Вот они. А вот двухсоттонные емкости с нефтью, соляркой и бензином разных марок. Все это будет уничтожено за пять минут. Кислотный дождь подобной концентрации вызывает стремительную коррозию металлов. Завод взлетит на воздух, возникнет пожар, который едва ли потушишь за неделю. Самолеты просто развалятся на части. У меня есть точные расчеты и математические выкладки. Позднее вы с ними ознакомитесь».

«Какое влияние оказывает такой дождик на организм человека? — спросил Стерн. — В такую погоду, как мне кажется, не рекомендуют ходить по грибы?» Зураб, ценивший черный юмор, рассмеялся. Людович, кажется, шуток не понимал.

«Достаточно просто подышать парами кислоты, как в носоглотке, бронхах и легких образуются язвы. А дождь — это стопроцентная мучительная смерть. Кожа слезает с человека, как чулок, — ответил Людович и неизвестно кому погрозил указкой. — В зону затопления также попадают пушечно-литейный завод и заводской поселок при нем. Завод расположен примерно в десяти километрах ниже плотины. Как только вода достигнет заводской территории, взорвутся домны, плавящие металл. Это ведь непрерывное производство».

«Сколько человек погибнет после взрыва плотины?» — спросил Стерн.

«Общее количество жертв не поддается строгому исчислению. — Людович потер платком лоб, блестевший в свете проектора. — По моим расчетам, в первые сутки после катастрофы погибнет около ста тысяч человек. Но это только начало, всего лишь цветочки. Пермский регион на долгие десятилетия станет кровоточащей раной на теле России. Залечить эту рану у Кремля не хватит ни сил, ни средств. Масштабы пермской катастрофы, сумма материального ущерба и число человеческих жертв значительно превзойдут Чернобыль».

Тот памятный вечер закончился очень приличным ужином в кабинете пана Цыбульского. На стол подавала женщина среднего возраста в наглухо застегнутой блузке и темной юбке до пят. Оказалось, что на так называемые гуманитарные пожертвования можно вполне сносно жить и питаться, заказывая еду в дорогом ресторане.

Людович ел мало, беседы на посторонние темы не поддерживал. Он хмурился, глядел не в глаза собеседнику, а куда-то в сторону. Отказался от сливочного десерта, но выпил большую чашку черного кофе. Потом взял палку и, поднявшись, на прощание протянул Стерну руку.

«Значит, вы сможете сделать это?» — спросил Людович. «Смогу», — кивнул Стерн. «Я рассказал вам лишь о некоторых последствиях этого взрыва. На вас произвел впечатление мой рассказ?» Стерн пожал плечами: «Пожалуй». — «Скажите, у вас хватит решимости не отступить в последний момент? Не у всякого человека есть внутренняя сила... Ну, вы понимаете, о чем я говорю».

Стерн помолчал с минуту. «Понимаю, — ответил он. — Если я за что-то берусь, то довожу начатое до конца. Сейчас Зураб собирает деньги, чтобы перевести их на мой банковский счет. Время терпит, сроки установлены. Об остальном можете не беспокоиться».

«Я надеюсь на вас. — Людович вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете с золотым тиснением, протянул его Стерну. — Одна просьба, которая может показаться вам немного сумасшедшей. Или сентиментальной. Здесь не содержится ничего, что может вас скомпрометировать. Бросьте этот блокнот в реку, в Каму. Здесь любимые стихи моей жены. В разные годы я переписывал их из поэтических сборников. Себе на память». Стерн перелистал страницы и сунул блокнот в карман: «Брошу».

Глава девятнадцатая

Москва, Таганка. 29 июля

Крошечная мастерская по ремонту очков с романтическим названием «Рассвет» помещалась в кривом переулке в районе Таганской площади. Желтый двухэтажный домик с двумя пыльными витринами доживал последние недели или месяцы своего существования. Его назначили под снос и частично уже отгородили от проезжей части железобетонным забором. Жильцов, как водится, выселили в новостройки за МКАД, домик опустел, но в мастерской еще теплилась искорка жизни. Ровно в девять утра владелец мастерской, близорукий старичок по фамилии Луценко и по кличке Пискля, открыл входную дверь для посетителей. А получасом раньше Стерн занял позицию на противоположной стороне улицы, за углом старинного особняка.

Приехав в Москву ранней электричкой, Стерн пешком дошел до Таганки, по пути позавтракав в какой-то забегаловке на Земляном Валу. На Таганской площади, в сквере, сел на скамейку и, чтобы убить время, прочитал раздел криминальной хроники в «Московском комсомольце».

Сразу же нашел короткую заметку о тройном убийстве в Люблино, в пункте приема вторичного сырья. Сначала перечислялись скупые факты. Найдены тела двух кавказцев и одного русского, раны пулевые, личности установлены. Следствие склоняется к версии о разделе сфер влияния между наводнившими город криминальными авторитетами с Кавказа. Стерн не сдержал улыбки: ясно, что ментам просто не за что ухватиться, вот и чешут языком...

Едва мастерская открылась, Стерн перешел улицу, толкнул входную дверь.

— Здравствуйте, Георгий Борисович!