Адская машина

Москва, Крылатское. 1 августа

Трещалов досидел в офисе до восьми вечера. Он ушел бы и раньше, но накопилась целая куча бумаг, которые следовало разгрести до начала следующей недели.

Визит к стоматологу принес облегчение, но ненадолго. Зуб к вечеру снова заныл. Вот сволочь! Заплатил триста баксов, и все насмарку! Но поднимать базар не было ни сил, ни желания. Если что, завтра разберемся.

Дорога до дома заняла полчаса. Трещалов смотрел через забрызганное дождем стекло на мокрый асфальт, на автомобили и от нечего делать подсчитывал ту сумму, которую потратил на Настю за последний квартал. Закончив расчеты, Трещалов пришел к выводу, что любовница обходится ему недешево. А отдачи маловато. Впрочем, все эти девки — корыстолюбивые, неблагодарные твари.

Когда машина остановилась у подъезда, Трещалов не стал дожидаться Анохина. Потянул на себя ручку, толкнул дверцу плечом. Выбравшись из салона, увидел перед собой пустой двор, чахлые тополя. А на тротуаре — того самого мужика с детской коляской, который стоял здесь сегодняшним утром.

Кажется, этот придурок в промокшем плаще так и проторчал тут на дожде целый день. Незадачливого папашу и Трещалова разделяло расстояние в пять метров.

— Здравствуйте, — неожиданно кивнул ему Стерн.

— Добрый вечер, — по инерции ответил Трещалов.

Здороваясь с незнакомыми людьми, он всегда испытывал чувство неловкости, душевного неудобства. На этот раз в душе шевельнулось беспокойство. Анохин вылез с заднего сиденья одновременно с боссом, за три секунды обогнул машину спереди, чтобы успеть подняться по ступенькам, ведущим к подъезду, и открыть дверь перед хозяином. Водитель, как заведено, остался сидеть за рулем.

Стерн наклонился к коляске, откинул ее пластиковый полог. На шерстяном одеяле лежал пистолет ТТ. Через мгновение он оказался в руке Стерна.

Анохин успел подняться на две ступеньки, когда заметил какое-то движение справа. Он посмотрел на Стерна, увидел в его руке пистолет. Отработанным движением охранник сунул руку под расстегнутый пиджак. На остальное уже не хватило времени.

Анохин испытал острое жжение под ребрами, будто в его теле разорвалась петарда. И только через долю секунды услышал выстрел. Затем еще один...

— Ой, бля, — удивленно произнес Анохин и стал оседать на ступени.

Трещалов как вкопанный застыл на месте, глядя на катящуюся на него коляску. И тут он услышал еще выстрел.

Третья пуля, выпущенная Стерном, пробив лобовое стекло, попала в грудь водителю, чуть выше сердца.

Коляска опрокинулась на мостовую. По мокрому асфальту покатилась бутылочка с молоком. Это было последнее, что увидел Трещалов. В одно мгновение Стерн подскочил к нему, наотмашь саданул по уху рукояткой пистолета. Потом еще раз, по затылку.

Сунув пистолет за пояс, Стерн распахнул переднюю дверцу «ауди», с силой дернул мертвого водителя за ворот кожаной куртки и вытряхнул тело из машины. Затем открыл заднюю дверцу, подхватил под плечи обмякшее тело Трещалова, доволок его до сиденья и запихнул в салон.

Заведя машину, Стерн вырулил на узкую пустую улицу и через пару минут остановил «ауди» возле безлюдного сквера в трех кварталах от дома Трещалова. Открыл заднюю дверцу, вытащил своего пленника, положил его на газон. Защелкнул наручники на его запястьях и, как мешок, закинул в грузовой отсек «Газели».

Московская область, Малаховка. 1 августа

Трещалов очнулся в каком-то подземном каземате. Он не мог понять, утро сейчас или ночь, день или вечер. Дорогие наручные часы исчезли, вместо них запястье левой руки стягивал браслет наручников, второй браслет был пристегнут к толстой длинной цепи. Цепь крепилась к железной скобе, торчащей из стены на уровне человеческого плеча.

Под низким потолком горела тусклая лампочка. Трещалов лежал на пропахшем мочой матрасе. Рядом валялось такое же вонючее одеяло. В шаге от пленника стояло большое оцинкованное ведро, которое, по идее тюремщиков, должно заменить парашу. На полу валялась пластиковая бутылка с мутной водой. Пахло чем-то тошнотворно-сладким.

Трещалов сел, привалившись спиной к стене.

Медленно двигая непослушными холодными пальцами, развязал узел галстука, отбросил его в сторону. Расстегнул ворот рубашки, мокрый от крови.

Стал кончиками пальцев ощупывать налитый болью затылок. К коже на шее и на щеках присохла корка запекшейся крови, мочка левого уха надвое рассечена ударом пистолетной рукоятки. Волосы слиплись и превратились в твердые колючие сосульки. Ничего страшного, кажется, голова не проломлена. Видимо, он отделался сотрясением мозга, но с этой травмой можно жить.

Судя по тому, что брюки и пиджак были сырые, заляпанные свежей грязью, Трещалова вывезли из Москвы куда-то за город. Выгружая пленника, бесчувственного, из машины, с ним, видно, не слишком церемонились. Волокли к подвалу по земле, по лужам, по грязи.