Адская пасть (Джайлс Кристиан)

От внезапного хлопанья крыльев Галиен резко оборачивается. Три вороны с шумом взлетают в ветви, гневно каркая на Галиена, который видит пиршество, от которого их спугнул. Человек висит на верёвке, глаз нет — на Галиена глядят две сырые дыры. Круглые, кровавые. Дорожки запёкшейся крови на щеках, как от слёз. Паутина крови на подбородке, на голой груди, белой как кость, и на брюхе — потому что языка нет. Вороны его не брали. Трупы так долго не кровоточат после смерти. Сочиться могут, но не так. Значит, кто-то другой вырвал человеку язык, скорее всего, когда тот ещё был жив и мог видеть, как его выдирают изо рта.

Галиен вздрагивает от прикосновения к плечу.

— Кто это? — спрашивает священник. Галиену хочется предупредить его, чтоб не смел больше трогать, но тот уже сам отшатнулся, будто почуял что-то. — Ты должен его знать.

— Я не знаю всех рыцарей в Богемии, святоша, — бурчит Галиен. — Но кто-то явно шлёт нам весточку, раз бросил его доспехи и меч вот так.

— А вещички-то добрые, — нехотя цедит Годфри.

Под висельником, прислонённый к стволу дерева, стоит рыцарский щит, забрызганный кровью. Золотой леопард на чёрном поле. Герб Галиену незнаком. Рядом свалено рыцарское облачение: длинный меч, воткнутый остриём в землю, точно святой крест посреди тёмного леса. Шлем. Нагрудник. Поножи с шарнирными наголенниками. Кольчуга. Рукавицы. Чёрный сюрко с таким же леопардом безжизненно висит на ветке, как и перевязь, усыпанная самоцветами — за такую Галиен взял бы плату как за полдюжины убийств.

— Глядите! — окликает Гисла. Она отъехала правее Галиена и наткнулась на свою бойню. Галиен спешивается, выхватывает меч и продирается между деревьями, расчищая путь клинком сквозь ветки и колючки. Перед Гислой — ещё один мертвяк, привязанный к сосне верёвкой вокруг шеи и другой — поперёк груди и под мышками. Этому вспороли брюхо. Один дикий разрез или разрыв, из которого вывалились кишки блестящей лиловой кучей у ног. Шлем и доспехи раскиданы вокруг, но щит, как и у первого рыцаря, прислонён к стволу. На жёлтом поле — красный лев, вставший на дыбы. Горделивая поза зверя кажется издёвкой над судьбой того, кто носил его на щите.

Галиен повидал слишком много смертей, чтобы теперь блевать. Но что-то в этом заставляет его кишки крутиться, как угри в ведре.

— Что за хренотень тут творится, Галиен? — спрашивает Ранульф, жестом велит Уильяму Грею и Фульшару, что держат луки со стрелами наготове, смотреть в оба.

— А вон ещё один, — говорит Танкред, тыча мечом в лес.

Священник крестится, а Галиен матерится сквозь зубы. Молодая женщина, Мод, сверлит его взглядом. Словно ему и без того не муторно.

— Точно, рыцарь, — подтверждает Танкред. — То, что от него осталось. — Молодой воин кривится и сплёвывает. — Башки нет. И рук тоже.

— Мне это всё не по нутру, — говорит Ансель.

— Хочешь за ручку подержаться? — цедит Эвелина с мрачной ухмылкой.

Они подбираются ближе к третьему трупу, что сидит в кольчуге и латах, привалившись к стволу, обрубки плеч и шеи лоснятся кровью, проглядывают кости, гудят мухи. На расстоянии вытянутой руки — будь они у него — стоит щит, прислонённый к древнему буку. На нём волк, серый как зимнее небо, ощетинившийся, с жёлтыми глазами. Вокруг него кровью начертан круг.

— Матерь Божья, — шипит священник.

— Кто они такие, Галиен? — спрашивает Годфри, хотя знает, что старый друг не ответит.

Ансель снял усыпанную каменьями перевязь с ветки и взвешивает в руке, прикидывая цену.

— Брось, — говорит Галиен.

Ансель хмыкает, как человек, понимающий, что это не шутка, но дающий другому шанс превратить всё в неё.

— Я не шучу, Ансель. Положи на место.

— Да пошёл ты, Галиен, — огрызается Ансель, махнув рукой на рыцарские доспехи, щит с леопардом и меч. — Тут добра на месяцы гульбы и девок хватит.

— Он сказал — оставь, — говорит Годфри.

На роже Анселя мешаются недоумение и гадливость. Он зыркает на Эвелину, та пожимает плечами.

— Тут нечисто, — говорит Рейнальд.

Можер сплёвывает. Фульшар вскидывает лук со стрелой на тетиве, услышав шорох.

Всего лишь птица шебуршится где-то в ветвях.

Галиен хмыкает.

— Те, кто порешил этих людей... им не нужны деньги, а значит, они не из тех, кого ты или я можем понять. — Он долго стоит, глядя на север, в лес, через который им бы сейчас ехать. Его люди, головорезы, что бросились бы на два десятка орущих сарацин или на королевскую стражу за пару бурдюков вина, смотрят на него. Ждут.

Наконец Галиен разворачивается и идёт к своему мерину, который щиплет пучок травы.

— Пойдём в обход, — говорит он.

— Но мы потеряем время, — возражает священник.

Галиен кивает.

— День.

Священник склоняет голову набок.

— Страшно? — спрашивает он Галиена.

Любопытство? Или вызов? Галиену плевать. Он забирается в седло, берёт поводья и пускает мерина шагом.

— Хочешь идти там, — кивает он на повешенного рыцаря, — я тебя не держу.

— Думаешь, я потащу Мод через это место один? — спрашивает священник.

В щербатой ухмылке Ивейна не хватает зубов.