Миха подчиняется. Упирается руками в землю. Стискивает дрожащими пальцами пучки травы. Касается алых губ. Погружается в гостеприимный рот. Двигается по горячему языку. Счастливый засранец берётся за работу. Млея от возбуждения и сокрушаясь о своей доле – начинает двигать бёдрами. Старается угодить требовательной даме. Изо всех сил таранит её лицо! Пытается упереться членом в заднюю стенку глотки! Снизу раздаётся хлюпанье, влажное причмокивание, шлепки яиц о подбородок!
Потерявшая голову фурия хватает кавалера за ягодицы. Нетерпеливо толкает навстречу тугому колодцу. Ногти впиваются в многострадальную задницу. Михаил Сомов сдерживает крик. Стискивает зубы – и терпит!
Снова терпит!
Терпит и потакает самым тёмным, самым противоестественным страстям!
Он пытается не смотреть на свежую могилу под кустом крыжовника. И старается изо всех сил. Загоняет бур как можно глубже! Как можно дальше! Нос красотки втыкается в лобковую кость! Прекрасные формы упруго сотрясается в такт размашистым ударам! Подушка вжимается в землю!
Миха старается во имя любви!
Его наградой становится тяжелые грудные стоны. Нона Викторовна сладострастно мычит. Что творится в голове у этой женщины, этого монстра? Громкие звуки летят над садом. Отражаются от тёмных стёкол в окнах купеческого дома. Заглушают шорох из зарослей шиповника.
Эрос берёт реванш? Вонзает нож в спину Танатосу? Насмехается над смертью?
Или Танатос торжествует? Низводит прекрасные порывы души до вопросов питания, пищеварения? До обыденного, постылого, бездуховного? До привычки? До ритуала? До обычной заправки перед новым явлением кошмарного? Перед новым актом кровавого? Новым триумфом смерти?
Череп или роза?
Роза или череп?
Стоны прерываются клёкотом, бульканьем, и плотными белыми струями из ноздрей Ноны Викторовны. Кавалер со страшной силой наполняет баки. Ногти входят в худосочную задницу.
Ночь разрезает истошный вой Михаила Сомова.
Глава 24
Вечер закончился признаниями, криками, стонами, и настойчивыми требованиями новых порций спермы. Желая угодить, Миха лез из кожи вон. Терпел, сопел, стискивал зубы, исследовал собственные пределы в деле липком и прекрасном, пока не рухнул на траву, словно обессиленный марафонский бегун.
Ночь прошла в беспамятстве.
Ранним утром Миха снова набрался храбрости и наглости. И направился к двери хозяйской опочивальни, желая понять, как далеко он продвинулся в завоевании дамского сердца. Однако, не смог перемолвится с красоткой и словом.
Всё утро Нона Викторовна провела с мобильником. Что-то кому-то доказывала, с кем-то ругалась, требовала, и даже угрожала скорой и неминуемой расправой. Из обрывков бесед Миха узнал, что она общалась с неким ростовщиком, неким чиновником, и неким начальником из некоего института.
После переговоров на повышенных тонах, Нона Викторовна заявила, что ещё до обеда Сомов будет избавлен от главной и единственной проблемы – запаха. Чарующего аромата, который рано или поздно соберёт всех кривоградских пожирателей под окнами купеческого дома.
Хозяйка проинструктировала школяра на случай, если перед калиткой появятся ценители рагу из человечины. И покинула дом, пообещав вернуться ровно через час, вместе со средством от всех бед.
***
Миха заперт на мансарде.
Сидит у окна и предаётся унынию.
На подоконнике – бинокль и мобильник. Время от времени он отрывается от разглядывания кустов шиповника. И таращится на огромный железный ящик, когда-то украшавший кабинет советского бюрократа. Неизвестно, как получилось заволочь огромный несгораемый шкаф на мансарду. Наверняка, не обошлось без подъемного крана.
Если на горизонте возникнут новые гости – у Сомова есть простой и надёжный план. Позвонить Ноне Викторовне. Забраться в сейф. Запереться изнутри. И молиться, чтобы обшарпанное хранилище для облигаций устояло перед зубами, когтями, пинками, и чёрт знает, чем ещё.
Впервые за много дней, Миха остался наедине с невесёлыми раздумьями.
Он пробавляется размышлениями о превратностях любви, вечными вопросами о черепе и розе. Не выдумав ничего нового, он переходит к материям действительно важным. Рассказы Ноны Викторовны с трудом укладываются в голове. Одно дело – верить собственным глазам. Другое дело – осмыслить и понять. Какого чёрта вчерашняя комиссия назначила его пожирателем? Совершенно точно, он не испытывает никакой тяги к человеческому мясу. Или крови. Тем более, к членам и сперме – Господи, упаси!
Сом горестно вздыхает. Желая чем-то себя занять, прикладывается к биноклю. Увы, за окном нет ничего занимательного. Он ковыряется в мобильнике – но в трубке вбит один лишь контакт. Номер кровожадной бестии, на тот случай, если вокруг дома соберётся компания с солью, перцем, и кастрюлями.
У Михи есть ещё одно средство от тоски и безделья – подарок его пассии. «Введение в Морбо-Космологию», труд академика Грижбовского, деда Ноны Викторовны. Сом кладёт на подоконник увесистый том. Пролистывает в поисках картинок. Морщится от бесконечных столбцов с формулами и графиками. Открывает наугад. Начинает читать.
***