Адский мир

Чужие приблизились вплотную, передние находились всего в нескольких ярдах. Среди них были создания, похожие на гигантских ракообразных, с громадными клешнями и выпученными глазами на концах стеблей. Многочленистые ноги громко стучали по мостовой. Пока Хантер смотрел, один из них вдруг начал увеличиваться в размерах, панцирь стал пузыриться и плавиться, а на спине выросла пара перепончатых крыльев. Тварь поднялась в воздух и, неправдоподобно широко раскинув крылья, спланировала на Адскую группу. Хантер тщательно прицелился и выстрелил. Пронизывающий энергетический луч попал точно в середину грудины, создание лопнуло, рассыпав, как шрапнель, ошметки. Туша упала в орду чужих, и ее немедленно разодрали. Отдельные части извивались и скручивались даже тогда, когда их пожирали. Те чужие, которые не смогли добраться до сбитой твари, когтями и клыками рвали друг друга. И ни один из них не умер. Они теперь были выше смерти. Великое Устройство позаботилось об этом.

По улице с громким дробным стуком надвигались гигантские сороконожки – длиной в несколько сот футов. Маленькие, похожие на луковицы головы состояли лишь из зубастого рта. В их телах копошились личинки. Уильямс выстрелом разорвал одну пополам. Обе части превратились, в отдельные создания и продолжали движение, ведомые той же неотвратимой предопределенностью, которая направляла остальную орду.

Хантер на миг задумался, что же это за предопределенность. Только голодом ее не объяснить. Возможно, причина заключалась просто в нормальности Адской группы, в неизменной форме людей – она притягивала чужих, как бабочек манит яркое пламя. Ненависть? Сожаление? Хантер покачал головой. Это все человеческие чувства.

Чужие накатились, и Адская группа встретила их блеском клинков. Сталь вошла в текучую плоть, во все стороны брызнула разноцветная кровь, но чужие продолжали напирать. Их можно было ранить, но нельзя убить, а боль их не страшила. Только привычка набрасываться на раненых из своих рядов сдерживала еще чудовищ, не давая захлестнуть группу.

Хантер отмахивался кортиком с беспощадной точностью, делая все возможное, чтобы защититься самому и защитить разведчицу. Помогали и острые как бритва края силового щита. С другой стороны от Кристел Уильямс орудовал мечом, словно тот был не тяжелее пушинки, и ни разу не ударил мимо цели.

«Еще усовершенствование, – решил Хантер. – Он, должно быть, набит имплантантами с головы до пят». Оставалось надеяться, что они полностью заряжены.

А разведчица Кристел была в своей стихии. Она держала палаш двумя руками, и тяжелый клинок резал движущуюся плоть, словно туман или дым. Разведчица гортанно пела что-то в такт наносимым ударам на грубом языке, определить который Хантер не смог. Выражение неподдельного счастья на ее лице ужасало. Он отвернулся и сосредоточил весь страх и всю ярость на чужих. Кортик был слабоват для такого дела, но уже запаха брызнувшей крови оказывалось достаточно, чтобы окружающие твари неистово набросились на кого-то среди своих.

Хантер отступил на шаг, избегая стремительных челюстей очередного чужого, и едва не упал – у него под ногой поехал булыжник. С усилием сохранив равновесие, он отбросил чужого щитом. Зубы того врезались в энергетическое поле и сломались. Капитан пытался использовать для прикрытия крупные глыбы камня, но ноги его стали уже не очень тверды, подвижность ограничена. Волна чужих безостановочно разбивалась о подножие завала, не ослабляя напора, какой бы урон они ни несли от оружия группы или от голодных соседей. И ни один не умер, независимо от тяжести ранений. В считанные мгновения они поднимались невредимыми, получив смертельные раны. Полусъеденные тела обретали новую форму вокруг раздробленных костей и снова устремлялись в бой. Хантер чувствовал нарастающее отчаяние, сознавая: победить невозможно, как бы замечательно он ни сражался. Рано или поздно волна неумирающих чужих его потопит, и, если повезет, смерть будет быстрой. Мелькнула мысль, не восстанет ли и он из мертвых, чтобы снова и снова убивать и быть убитым, но рассудок капитана в ужасе ее отбросил.