Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере

Во время последнего отступления сил генерала Деникина я находился в рядах Кавказской Армии на Царицынском фронте. Катастрофа Добровольческой Армии вынудила всех нас искать убежища в горах. Постоянно сталкиваясь с нападающим врагом, наша кавалерийская бригада достигла реки Терек, где и была расформирована. Наиболее стойкие и надежные ее части пересекли границу Грузии, в то время еще независимого государства. В Грузии те члены бригады, которые были еще пригодны к службе, объединились под руководством Клыч Султан-Гирея в кавалерийский полк. В его обязанности входило совершать нападения на советские тылы и вносить в них сумятицу, разрушать дороги и организовывать восстания против большевиков. Рейд на Кубань, планировавшийся на лето 1920 года штабом генерала Врангеля, который находился со своей армией в Крыму, воодушевил Султан-Гирея послать на Кубань и нас — в надежде склонить казаков к восстанию. На Кубани мы приняли участие в отступлении вторгшихся в Крым войск, и рейд значительно превзошел первоначальные масштабы. Дерзкий план осуществления восстания не удался. Мы опять были разбросаны.

В исключительно трудных условиях, окруженные войсками Красной Армии, сформировали новый отряд под командованием полковника Икс (я не могу назвать имени полковника, он до сих пор продолжает партизанскую войну против Советской власти на Кавказе). Наш отряд, несмотря на свою малочисленность, вел военные действия не без успеха. И мы уже начали обдумывать операции большего масштаба, когда неожиданно лишились поддержки, от которой полностью зависели и на которую рассчитывали. Произошло знаменитое восстание в Грузии. В действительности же Грузия была оккупирована без всякого сопротивления регулярными войсками Красной Армии. Наш отряд, сражаясь, уходил через неприступные горы в Батум. Здесь часть его прекратила свое существование и превратилась в большие или меньшие воинские повстанческие формирования. Другая часть ушла в Анатолию.

Я отправился в Аджаристан. Здесь была установлена связь с Трапезундом, где жил Игрек (его имя я также не могу назвать по причине, объясненной выше). Вплоть до осени 1922 года мы и Игрек организовывали частые нападения на советскую границу.

Тогда, как и сейчас, неофициальное руководство всем повстанческим движением на Кавказе было сосредоточено в руках хорошо известного полковника Челокаева. Благодаря всесторонней поддержке населения, которое симпатизирует «белым», и личному мужеству, смелости и умению Челокаева, большевики считают его неуловимым.

Мне точно известно, что Грузинская ЧК и Закавказская ЧК часто пытались подкупить его. Они неоднократно предлагали ему очень много золота только для того, чтобы он покинул Кавказ. Большевики сулили ему виллу в любой стране Европы, выбранной по его усмотрению. Неуловимый полковник, однако, отвергал эти предложения с отвращением и до сих пор осуществляет свои неожиданные нападения то на один, то на другой оплот Советской власти на Кавказе.

Между Челокаевым и кавказскими Советами существует необычное соглашение. Семья полковника уже в течение нескольких лет томится в Метехе[8] в Тифлисе, в тюрьме, известной своими жестокостями и зверствами. Большевики, конечно же, давно расстреляли бы родных Челокаева, если бы он не захватил в плен как заложников и не спрятал в надежном месте нескольких известных представителей Советской власти. Когда полковник услышал, что его семья арестована, он послал председателю грузинской ЧК письмо следующего содержания: «Я пришлю в мешке по 40 голов коммунистов за каждого члена моей семьи, убитого вами. Полковник Челокаев».

Так семья Челокаева и заложники-коммунисты до сих пор живы.

Глава 2 Знаменитая «амнистия»

Моя глупая доверчивость — Мальчик-чекист — Выведены, чтобы быть расстрелянными — Взаимные репрессии — Храбрый горец — Опознан идиотом

В 1922 году в честь годовщины Октября Совет народных комиссаров РСФСР[9] (Россия тогда существовала под таким названием) объявил полную амнистию для всех противников Советской власти. Эта амнистия, которая была подписана цветом Коммунистической партии, официально обещала полное забвение любого преступления, совершенного белогвардейцами всех рангов и категорий.

Я до сих пор не могу понять — как я, лучше чем кто-либо другой знавший цену большевистским обещаниям, ведший борьбу с Советской властью не на жизнь, а на смерть, мог поверить в добрую волю людей, которые всегда лгали. Я заплатил за мою непростительную глупость своими страданиями в Соловецкой тюрьме. Пусть моя судьба будет предостережением для других доверчивых людей.