Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере

В апреле 1923 года я сам сдался в руки офицеров ЧК в Батуме. Меня допрашивал следователь, примечательный своей молодостью. Это был дерзкий юноша семнадцати лет. Следственная служба в Советской России сформирована «блестяще». Когда молодой чекист суммировал мои преступления (надо сказать, довольно подробно), он заключил свой допрос глумливой усмешкой: «Ха, мы не будем мягкотелы в отношении таких парней, как ты». И они действительно не были мягкотелы. Когда я сослался на официальные слова амнистии, следователь прямо взревел от смеха: «Отведите его в камеру и пусть там ему покажут амнистию». И действительно — они показали.

Я не буду подробно описывать свои моральные и физические муки, избиения, оскорбления, попытки извлечь из меня информацию провокационными методами — все, что я вынес, будучи заключенным в Батумской ЧК. Достаточно сказать, что я был вызван на допрос в два часа ночи. Допрашивающие в очередной раз прошлись по последним событиям моей биографии с удивительной точностью и предложили, чтобы я сознался во всем и назвал главных соучастников в количестве десяти человек (число указано очень точно). Уговоры сменялись бранью и оскорблениями, оскорбления — выстрелами из револьвера над моей головой. Все делалось с расчетом запугать меня.

Я отрицал свою виновность и отказывался назвать кого-либо из соучастников. Меня и еще троих заключенных вывели на расстрел во двор тюрьмы. Один из узников был убит в двух шагах от меня. Второй тоже рухнул замертво. Третий упал, истекая кровью. Затем крикнули мне: «Теперь твоя очередь!»

В оцепенении я стоял рядом с телами моих спутников. Почти касаясь моей головы дулами пистолетов, чекисты кричали мне: «Признавайся!»

Я молчал. По какой-то причине они не стали убивать меня. Возможно, моя жизнь была им зачем-то необходима. Я провел несколько дней в тюрьме Батумской ЧК. Затем меня перевели в Закавказскую ЧК в Тифлисе. Ее главное управление находилось в квартале Сололаки, в центре города. Что касается жестокости, то никакой разницы между ее порядками и увиденным в Батуме не было. Председателем и всемогущим хозяином Закавказской ЧК в это время был хорошо известный Могилевский[10], который не так давно погиб в авиакатастрофе.

Кровь лилась на Кавказе потоками. Коммунисты осуществляли тройную месть по отношению к своим заключенным: за убийство Воровского в Швейцарии, за восстание в Грузии, за ультиматум лорда Карзона.

В бесчисленных тюрьмах Кавказа ежедневно уничтожались тысячи людей. Кавказ не был еще окончательно покорен коммунистами, и в то время, о котором я пишу, весь регион был в огне гражданской войны. Повстанческие группы врывались в города и вешали всех большевиков подряд. Последние отвечали усилением своего и без того безжалостного террора.

Однажды повстанцы спустились в станицу Курск рядом с Владикавказом и помимо прочего угнали стадо, принадлежавшее Советам. Следом была пущена погоня, возглавляемая прославленным палачом латышом Штыбе, председателем ГПУ[11] Горской республики. Группа повстанцев скрылась в горах, угнав с собой весь скот, и ее не могли обнаружить. Чекистам удалось окружить только одного из главарей повстанцев.

Горец, позади которого была отвесная скала, располагал полным карманом патронов и противостоял атаке нескольких эскадронов в течении нескольких часов. Один из его метких выстрелов сразил самого Штыбе. Хотя повстанец был несколько раз ранен, он уничтожил более восьми коммунистов. Но в конце концов он упал, смертельно раненный. В его ружье, которое холодные пальцы держали близко у лица, не было найдено ни одного патрона. Он сражался до конца. Его тело привязали к хвосту лошади и поволокли во Владикавказ. Палача же Штыбе похоронили с пышностью и воинскими почестями на Пушкинской площади в Тифлисе. Смерть этого мошенника власти использовали как предлог для проведения репрессий над заключенными.

Пастухом, которому было поручено пасти скот, угнанный повстанцами в горы, был глухонемой от рождения мальчик, явно слабоумный. Этому идиоту и было поручено устанавливать среди всех заключенных в тюрьмы Кавказа личности тех, кто имел отношение к убийству «незабвенного товарища Штыбе».

Председателя Гор. ЧК (ЧК Горской республики)[12] не тревожил вопрос, как мы, находящиеся в тюрьме ЧК в момент гибели Штыбе и задолго до нее, могли иметь отношение к его убийству. Нас выстроили в два ряда, и если пастух останавливался напротив человека и издавал нечленораздельный звук или просто идиотически улыбался, этого было достаточно, чтобы человека, который привлек внимание полоумного мальчика, сделать причастным к убийству «незабвенного товарища Штыбе». Немедленно отдавался приказ: «Два шага вперед!» И пуля посылалась в голову.