Адский поезд для Красного Ангела

— Боюсь, он окажется слишком длинным. Спрошу у секретарши… Я вас покидаю, комиссар. Время мой главный враг, и с возрастом он становится все сильней.

— Может случиться, я приду снова.

— В таком случае назначьте встречу заранее…

Истина раскрылась. Приёр увязла в непристойности, замуровала себя в темных углах факультета, продолжая еще больше уродовать себя. Покинув стены факультета, она распрощалась с ужасом, изменила свою жизнь, внешний вид, отказалась от патологии, закопав ее в затененных глубинах своей души. Пыталась ли она тогда излечиться от недуга, который отравлял ее существование и заставлял жить с постыдной тайной?

Убийца обнаружил ее игру. И начал действовать через пять лет, когда она почувствовала себя в безопасности, живя своей маленькой упорядоченной жизнью. Своей монеткой он вернул ей сдачу, причинив непереносимое добровольное страдание. Око за око, зуб за зуб. Сделанный Элизабет Вильямс анализ оправдал себя, все сходилось. Убийца играл на двух разных досках.

Все сходилось, но ничто не приближало меня к нему. В парижских сумерках он был свободен, как орел, парящий над широкими охотничьими угодьями. Он выслеживал, играл, молниеносно ударял — и снова исчезал в кровавом тумане. Он повелевал смертью, он повелевал жизнью, он повелевал скрещением наших судеб…

* * *

Время ступить в мир боли пришло одновременно с пленительными испарениями ночи. Весь Париж будто озарился кишением светлячков.

Неподалеку от метро «Севастополь». Асфальтовый коридор для торговли сексом, несколько машин припарковано вдоль тротуаров, ряд тусклых, облупленных фонарей, едва пробивающих мрак. Тени, шныряющие в закоулках второго округа, сгорбленные спины в плащах, руки в карманах, взгляды опущены в землю. Две-три девицы подпирают стены, вонзив острый каблук в трухлявый кирпич фасада.

По дороге Фрипет в последний раз наставлял меня:

— Не разговаривай, главное — никаких вопросов, я сам всем займусь. Если они узнают, что мы хотим сунуть нос в их дела, за пятнадцать минут мы получим больше ударов, чем за пятнадцать раундов против Тайсона. Надеюсь, ты не взял с собой свою пушку? И полицейское удостоверение? Нас обыщут.

— Нет, все в порядке.

— А документы?

— Они при мне.

— Отлично. Ты заткнешься и будешь только смотреть. Напялишь на лицо кожаную маску, как самый отпетый сексуальный садист. Все шито-крыто. ОК?

— ОК.

— Сейчас мы войдем в главные потайные порнозалы Парижа. Ты не передумал?

— Давай, вперед…

Он положил руку мне на плечо:

— Скажи, комиссар, почему ты не отправляешь на войнушку своих прихвостней, своих агентов? Почему хочешь сам все делать?

— Личные причины.

— А ты не из болтливых, когда речь идет о твоей личной жизни…

Улица Гренета, сорок восемь. Металлическая дверь. Открывается небольшое окошко. Появляется кожаная маска с двумя отверстиями для глаз:

— Фрипет! Что тебе надо, грязный придурок?

— Какая радушная встреча. Мы хотим войти. И немножко поразвлечься.

— Давненько тебя не было видно.

— Теперь буду появляться.

— Бабки есть?

— У меня кореш при деньгах.

В окошке шмыгнули носом. Язык пробежался по кожаной маске.

— Чё ему надо, твоему корешу?

— Да он хренов любитель поглазеть. Ты таких и не видал. А теперь дай войти!

— Он чё, говорить не умеет? У него глотка нерабочая? Это мне не нравится…

— Впусти, говорю. Все в порядке…

— Так будет лучше для твоей задницы. Знаешь сегодняшний дресс-код?

— Униформа. У нас есть все, что нужно…

Дверь с чудовищным скрежетом открылась. Фрипет сунул двести евро в лапу Кожаной Морды. От этого типа, втиснутого в медицинский халат и доходящие до колен белые кожаные сапоги, за версту разило пороком. Чтобы назвать это местечко гостеприимным, потребовалось бы очень и очень много воображения; по сравнению с ним подвал показался бы настоящим дворцом… Высокая сексапильная женщина в облегающем купальнике из фиолетового винила стояла в позе кошки за чем-то наподобие бара. Свет красных лампочек у нее за спиной едва рассеивал темноту коридора. Кошка протянула нам пластиковые жетоны разного достоинства.

— Вечер порки в трибунале, если хотите, — бросила она голосом заезженной пластинки. — Гардероб направо. Переоденьтесь, рабы! — приказала она с циничным смешком.

Другое помещение, снова полное запустение: выложенные кирпичом стены и металлические скамьи. Мы молча переоделись, не глядя друг на друга. Меня не покидало странное ощущение, что с момента нашего появления за нами наблюдают. Я напялил медицинский халат, великодушно предоставленные мне Фрипетом сапоги и маску из черной кожи, тесемки которой он помог мне завязать на затылке. Мне было стыдно, и я благодарил Бога, что в этой клоаке нет ни одного зеркала.

— Ты прям красавец! — бросил мне Фрипет.

— Заткнись!

Он нахлобучил на свой белоснежный череп судейский парик и нацепил адвокатскую тогу. Опустив на глаза черную полумаску, мой поводырь пробормотал:

— Вперед! Мы с тобой будем болтаться по разным донжонам. Постарайся раскопать то, что ты ищешь, да поскорей! Иди за мной и помни, можешь разевать рот, но только для того, чтобы слушать!