Адский поезд для Красного Ангела

Зажглись три галогенных светильника, и тьма отступила, открыв нашему взору молчаливых обитателей прозрачной жидкости. В ней вертикально плавали лишенные пигментации существа с одутловатыми лицами, пустыми глазницами, замершими в крике ртами. Мужчины, женщины, даже дети, обнаженные, зависшие в резервуарах с формалином… Жертвы несчастных случаев, самоубийцы, чистые и одновременно грязные, тряпичные куклы во власти науки… Профессор прервал молчание:

— Вот мир, в котором существовала Мартина Приёр. За всю свою карьеру я не видел ни одного студента, столь увлеченного препарированием. Приближение к смерти — это порог, который довольно тяжело переступить нашим студентам. А вот ее ничто не пугало. Она могла проводить здесь целые часы, даже ночи. Производить приемку трупов из морга, вводить им формалин и готовить к вскрытию.

— Неплохо для человека, который не в состоянии возиться с трупами…

— То есть?

— Это причина, которой она объяснила своей матери уход с факультета. Скажите, профессор, ведь ее обязанности ограничивались контролем над практическими работами первокурсников?

— Обычно наши студенты подменяют друг друга, чтобы сделать то, что они называют грязной работой. Приёр настояла, что сама будет следить за выполнением этого задания. В конце концов, это тоже входило в ее обязанности.

— Зачем вы привели меня в это жуткое место, профессор?

— После вскрытия тела отправляют в печь для сжигания отходов, она в другом помещении. В то время кремацией занимался мсье Тальон, служащий факультета. После препарирования Приёр передавала тела ему. Роль Тальона сводилась к тому, чтобы снять этикетку с ноги трупа, зарегистрировать его, а затем отправить в разогретую печь. Однажды вечером в том самом знаменитом тысяча девятьсот девяносто пятом году было так холодно, что замерзла наружная канализация. Ночью в интернатуре не работало отопление. Разумеется, печь не функционировала. Охваченный паникой, Тальон спрятал труп в холодильной камере, где мы храним тела перед обработкой формалином.

— Что-то я не улавливаю…

Он прислонился к чану, как если бы это была обыкновенная уличная стена. То, что плавало в жидкости, абсолютно его не смущало…

— У них с Приёр была чудовищная тайна…

— Какая тайна, черт побери, мсье Ланоо? У нас тут что, фильм ужасов?

— Приёр увечила трупы… — Он произнес это вполголоса, словно наши зрители могли разбить свои пластиковые стекла и придушить нас. — Она отрезала им пенисы, кромсала невскрытые части тела, отсекала языки…

— И вырывала глаза?

— Да… Она вырывала им глаза…

Человеческие аквариумы завертелись у меня перед глазами…

Эти истерзанные смертью тела, словно подвешенные в воздухе, этот витающий в резком белом режущем свете запах формалина заставили меня выскочить вон…

— Извините, господин профессор… Я не выспался и ничего не ел, только выпил кофе…

Он запер дверь на два оборота.

— Нечего стыдится. Вы бы не стали покупать билет в такой музей, верно? Хотя… — Он цинично усмехнулся.

— Почему этот служащий Тальон никогда ничего не говорил? — Мой голос прозвучал не совсем уверенно.

— Она с ним спала… Когда мы обнаружили этот истерзанный труп, Тальон, в надежде сохранить свою должность, все выложил.

— Что Приёр делала с отрезанными органами?

— Ничего. Тоже сжигала.

— А чем эта история закончилась?

— Мы попросили Приёр покинуть факультет…

— Самый легкий выход… Никакого расследования, никакой утечки информации, никакой дурной славы, так ведь?

Засунув руки в карманы и задрав голову, будто собирался сквозь стеклянную крышу созерцать звездное небо, он остановился перед фотографией сэра Артура Кизса.[34]

— Действительно, наименее болезненное решение для всех…

— Почему она занималась этими мерзкими делами?

— Чрезмерное влечение к патологическому. Очень сильная потребность исследовать, при столкновении с непониманием некоторых явлений ведущая, вероятно, к стремлению калечить. Что она искала в мертвых тканях этих тел? Неизвестно. Некрофилия, возможно, фетишизм. Анатом всегда стремится выйти за пределы видимого. Если он не контролирует свои ощущения, то представляет себя всемогущим… Легко, имея скальпель в руке и труп на столе, чувствовать себя Богом…

— Тальон поделился с вами подробностями своих отношений с ней?

— Что вы имеете в виду?

— Были ли это классические сексуальные отношения? Садо-мазо?

Он нахмурился:

— Да откуда мне знать? Вы принимаете меня за сестру Терезу?[35] Мы поспешили поскорей уладить это дело…

— Где я могу найти этого Тальона?

Он глубоко вздохнул:

— Погиб три года назад вместе с женой и двумя детьми в автомобильной аварии…

Мир Приёр рассеивался, как туман в лучах зари. Трупы сопутствовали ей в жизни, в смерти… во всем, чем она была… Голосом, в котором сквозила явная досада, я спросил:

— Были ли у нее друзья среди студентов? Люди, возможно осведомленные о ее некрофильских склонностях?

— Как я вам уже говорил, я не вмешиваюсь в личную жизнь моих студентов.

— Вы можете достать для меня список ваших учеников с девяносто четвертого по девяносто шестой год?