Адский поезд

— Помоги….

Костя поразился своим чувствам. Ему было все равно. Он пошел назад, как-то непонятно обогнал того, кто бежал завязывать проволокой следующую дверь, прошел в следующий вагон. Локомотив в этот момент просигналил — поезд вздрогнул и тронулся. Костя остановился у окна. Время было все таким же медленным, масляным. Ему это нравилось. Хотелось оставаться в этом состоянии как можно дольше.

Казалось, что все происходящее зависит от его собственного отношения к реальности. Если он не верит — то и мир не верит. И, соответсвенно….

Был кондуктор — нет кондуктора….

Съели Виталика — не ели Виталика….

Был Виталик — его вообще не было, Виталика…

Поезд — не поезд.

Жизнь — не жизнь.

Разум отрицает существование жизни.

В вагоне же было подозрительно тихо. Не то, что в соседнем. И не то, что в вагоне-ресторане, где все это началось. Все было так, будто ничего и не происходило, а все недавние события — это внезапный бред. Наркотический обморок.

Поезд набирал обороты. За окном прояснилось. Впрочем, Костя не был уверен, что все это так и есть. Он предполагал, что все это видит лишь он один, и вообще, он способен сказать себе самому: все, что вокруг меня, это……

И это вдруг становится таким……

Как говорил философ-солипсист…..

Ему вдруг вспомнился давний разговор с Петькиным и его товарищем, Лешей Гудеевым.

— Что ты понимаешь в экстриме, — отмахнулся от Кости Леша.

— Мне это не нравится, пойми, — ответил Костя.

— Знаешь, на какие типы делятся люди?

Он остановился, будто выжидая.

— Нет, не знаю, — ответил Костя с иронией, — а ты с понтом знаешь.

— Мы многое, что знаем, — сказал Петькин.

— Ну, и…..

— Не говори никогда — ну, и, — посоветовал Косте Лёша.

— И почему?

— Просто так. Надо жить, а не ждать.

— А ты…..

— Паркур, брат, — произнес Саша, покачиваясь, точно репер.

— Я не знаю, что такое паркур.

— О чем нам тогда говорить? — спросил Леша. — Пойми, одни люди созданы для наслаждений, а другие — для вечной ночи.

Воспоминание об этой мысли особенно улыбнуло Костю.

— И? — спросил Костя.

— Да пойми, брат! Не надо икать! Икают только неудачники и менеджеры самого низкого звена. Сейчас такое время — в Москве слишком много леммингов! И все они стремятся стать топами. Все думают, что они будут в топе. А мест наверху мало. А все хотят. А мест мало. А все хотят. Все хотят, пойми. Все считают, что у них там место. А нету места!

— Я не менеджер, — ответил Костя, — я учусь еще только.

— Да мы тоже учимся, брат, ком-он, — ответил Саша, покачиваясь, — все мы, ты ды джь, студенты, йо-ху, прохладной жизни, йо. Мы любим паркур, ком он, ком он. Тебе этого не понять, чувак. Наверное, никогда. Но ты еще можешь. У всех в этой жизни есть шанс. Шанс, пойми. Он не получка, не аванс. И вот когда ты в двух шагах…..

…. За окном было уже совсем светло. Поезд ехал по серо-зеленой равнине. Ее бугристая поверхность уходила вверх. Там был голубовато-красный горизонт. При чем, сложно было определить дистанцию. При желании, можно было представить, что там находится пропасть — бесконечный провал в никуда.

Глубокая пропасть……

Поезд мог идти где-нибудь к космосе — в ирреальном, неправильном мире, в мире, который не должен был существовать, но чья-та злая воля создала его.

— Нет, пусть он, йо, скажет, — настаивал Лёша.

— Я уже сказал, — ответил Костя.

— Значит, все это тебе чуждо, чувак?

— Нет. Мне просто все равно.

— Йоу! Все равно!

— Да я не думал об этом, пойми!

— А представь себе экстремальную ситуацию!

— А зачем оно мне надо?

— Йоу!

— Я не собираюсь попадать в экстремальную ситуацию, — проговорил Костя.

— А. А представь.

— А, — вдруг нашелся Петькин, — а вот представь, к твоей Аньке кто-нибудь приклеится. Ты что думаешь, один ты такой — который может вызвать в ней живой сексуальный интерес? А?

— И что? Кто это будет.

— Ну, например, он, — сказал Леша, указывая на Петькина.

— Он?

— Думаешь, я не смогу?

— Да пошел ты, — ответил Костя.

— Это ассоциации, йо! — сказал Петькин.

— И чо?

— Да ничо.

— Я же говорю, как нормальный культурный гай, йо. А ты готов с ножом на меня набросится.

— Мы говорим о менеджерах, — напомнил Лёша.

— Йо, гай.

— Ну, и? — спросил Костя.

— Ты опять икаешь, — ответил Леша, — это плохо. Установлено, что тот, кто икает, малого достигает.

— Да ты чо! — Костя не на шутку возбудился. — Чо ты хочешь?

После этого разговора Петькина как будто отпустило. Он перестал выделываться, меньше употреблял свои «йоу», и вообще, они общались достаточно корректно. Один раз, вместе с группой, они пошли в поход. Александр там занялся паркуром. Он бегал по лесу, кричал «йоу», но, в целом, все было корректно. Он покорил несколько деревьев, и все были в восторге.

— Ну что, — произнес Костя.

Но он и сам не знал, почему так говорил. Даль была все та же — зелено-серая, лысая. Поезд бежал достаточно быстро, и сложно было сказать, чем покрыты плоские холмы — травой, землей или чем-то еще. Например — стеклом. От этого вида душа замирала. Шел некий дух, стремящийся привести разум в состояние оцепенения.