С этими словами я сделал шаг. «Стена» кабинки облепила меня, кольнула электричеством и впустила в Зал. Теперь я стоял посреди комнаты в которой не было стен, потолка и пола – их заменял туман. Он клубами стелился под ногами и скрывал все, что дальше пяти метров. Через минуту из мглы выплыла стройная Одриэт. Демонесса что-то отметила в планшете, затем окинула меня изучающим взглядом, и не найдя ничего интересного, громко проговорила в пустоту:
— Судья! Прибыл Леха Марвел-бля, он готов к рассмотрению дела. Секретарь Одриэт готова вести протокол.
— Спасибо, секретарь, — послышался бархатистый мужской голос. Таким по телику в рекламе часто предлагают какую-то фигню по типу бритвы или мази от геморроя. Кажется, мне сейчас с этим «выбором» тоже геморрой предложат.
Туман немного рассеялся и теперь я увидел огромный письменный стол из красной лакированной древесины, за которым восседал в кресле молодой смуглый мужчина в черном фраке. Лицо судьи украшали пышные бакенбарды, как у Пушкина. В целом, Пушкина с портретов в классе литературы он и напоминал — ну просто копия! Блин, меня что, будет судить Пушкин?
– У Лукоморья дуб зеленый… – неуверенно проблеял я, надеясь, что зачтется.
Мужик на меня предостерегающе глянул, нахмурился.
Виляя аппетитными демонскими бедрами, Одриэт подошла к столу и плюхнула перед судьей толстенную книгу в кожаном переплете. Судья сдул с книги пыль, открыл и принялся читать:
– Алексей Николаевич Белов. Двадцать один год. Родился в городе Ростов-на-Дону в семье… Понятно. Ага. Да. Все ясно.
Это он что, мою биографию зачитывает? Получается, это книга моей жизни и в ней исписано всего три страницы? Да мне еще жить и жить!
– Скажи, грешник, ты жалеешь о содеянном? — спросил судья-Пушкин.
Я пожал плечами:
– О чем именно? Я не понимаю в чем меня обвиняют. Не за просмотр порнухи же в Ад ссылают! Ну, косяк еще курил. Но то один раз было, честно. Поверьте, это какая-то ошибка. Мне в Рай надо, а лучше вернуться домой и прожить жизнь, чтобы в книге все страницы заполнить. Обещаю, я даже порно больше смотреть не буду.
Кажется, мои пылкие увещевания не подействовали. Судья вздохнул и покачал головой.
– Ты даже не понимаешь, что натворил, грешник. Признал бы вину, было бы проще.
– Но я ничего не сделал!
– Помнишь Людмилу Лебедеву из параллельной группы?
— Люську?
Люську я действительно помнил. Заучка и редкая зануда. Все время ходит в мешковатых джинсах и в трахнутом молью зеленом свитере. Длинные волосы сосульками падают на лицо, она будто бы прячется за ними, как за ширмой. А еще Люська ходит в библиотеку. Кто в наше время ходит в библиотеку? Правильно. Заучки, маньяки и социопаты. Бррр. Единственное что в Люське прекрасно — это глаза. Таких огромных ярко-синих глаз я никогда не видел, но она все время прячет взгляд за криво постриженной челкой и толстенными бабкиными очками.
– Люську помню, – подтвердил я.
– А что с ней сделал, помнишь? — продолжал допрашивать Пушкин.
Вспомнив предостережение Харона, я решил не юлить и рассказал все как на духу:
– Да ничего такого. Это была просто шутка, розыгрыш. Мы с пацанами поспорили, что я влюблю в себя Люську, приглашу на свидание, а потом при всех брошу, рассказав, какая она стремная. Я так и сделал, это было проще простого. Вы бы видели ее лицо, когда на свидание пришел почти весь курс. Оборжаться!
Пушкин покачал головой.
– Это не смешно. После твоей шутки Люська покончила с собой.
– Блин… – выдохнул я.
Слова судьи подействовали на меня как мощный удар Майка Тайсона на челюсть соперника. Стало больно в груди, я пошатнулся и едва удержался на ногах. Люська умерла? Из-за меня? Это получается, что я… Вот же ж блин! Черт! Черт! Черт! Ну как так? Это же была шутка. Обычная шутка. У Люськи что, чувства юмора нет? Вернее — не было…
– Я не хотел, – сказал я осипшим голосом. — Честно, я не знал, что все так обернется.
– Суд примет твою искренность к сведению. Но до покаяния еще далеко, ты не готов.
– Буду готов очень скоро, поверьте. Я уже готов. Как искупить этот грех? Очень не хочу в Ад. Домой хочу. Можно искупить прямо сейчас?
Судья задумчиво провел пальцем по корешку книги моей жизни, вырисовывая замысловатый узор.
– Увы, это не в моей компетенции, грешник.
– А в чьей?
Пушкин ткнул пальцем в спрятанный за слоем тумана потолок. Если, конечно, потолок здесь вообще имеется.
– В ЕГО компетенции, – протянул со значением.
Я невольно вскинул голову, вздохнул.
– Что ж, Алексей Николаевич Белов, ты приговорен гореть Аду целую вечность. Но Суд дает тебе право сделать Выбор.
– Что за Выбор?
Перед судьей-Пушкиным прямо из воздуха появилось два золотых свитка. Они парили над столом, переливаясь на свету, и я чуял: в них написано нечто очень важное. Знать бы что именно.
– Грешник Алексей Белов, второе имя, данное в Чистилище — Леха Марвел-бля. Ты готов сделать Выбор?
– Готов.
Свитки завертелись с бешеной скоростью, взорвались искрами и опали в ладони судьи двумя таблетками — синей и красной.