Адвокат

– А вот другая история, – продолжал он. – Около месяца назад один мой клиент пришел в бюро социальной помощи, чтобы заполнить форму на получение льгот – обычное дело. Ему за шестьдесят, страдает хроническими болями в позвоночнике. Если десять лет подряд ночевать на скамейках парка, заболит не только спина. Два часа старик простоял в очереди у входа, вошел, прождал еще час перед окошком, а когда наконец раскрыл рот, чтобы изложить свою просьбу, секретарша – бездушная тварь, у которой, видите ли, было в тот день дурное настроение, – вылила на него ушат грязи, не забыв упомянуть и про ужаснувший ее запах. Естественно, старик оскорбился и ушел. Явился ко мне, я тут же сел на телефон. В результате три дня назад в этом чертовом бюро состоялся маленький спектакль. Мы явились туда вместе, он и я, а там нас уже ждали: секретарша, ее начальник, его начальник, директор всей конторы и крупная шишка из управления социальной помощи. Стоя лицом к лицу с моим клиентом, секретарша зачитала целую страницу извинений. Ах, как трогательно она говорила! Мне вручили нужные бланки, причем присутствовавшие в один голос заявили, что просьба моего клиента будет рассмотрена незамедлительно и со всем вниманием. Вот это и есть торжество справедливости, Майкл, вот это и есть закон улицы. Главное – сохранить достоинство.

Последовала вторая история, третья… Конец у всех был один: с помощью бессребреников изгои общества одерживали победу за победой. О поражениях Мордехай не обмолвился ни словом – сейчас его задачей было заложить прочный фундамент нашего сотрудничества.

Я забыл о времени. Он так и не вспомнил о своей почте.

В обратный путь мы тронулись, наверное, за час до наступления темноты – самое подходящее время вернуться в маленький уютный подвал, пока его не заполонила уличная орда. Присутствие Мордехая вселяло в меня уверенность и спокойствие.

Пока нас не было, мисс Долли вновь умудрилась раздобыть цыплят. Исходившие паром, они дожидались меня.

В час пик к нам присоединилась Джоанна, жена Мордехая, такая же бодрая и обходительная, как и он, и почти такая же крупная. По ее словам, под стать родителям вымахали и сыновья – оба за метр девяносто. В семнадцатилетнем Кассиусе, восходящей звезде баскетбола, было больше двух, когда его жизнь оборвала пуля.

Домой я отправился за полночь.

Ни Онтарио, ни его семейства увидеть мне так и не удалось.

Глава 10

Воскресное утро началось с телефонного звонка Клер. Она потревожила меня, чтобы сообщить, когда рассчитывает быть дома. Я предложил поужинать в нашем любимом ресторане, однако, сославшись на отсутствие настроения, Клер отказалась. Спрашивать о том, что случилось, я не стал. Мы оба давно отвыкли от сантиментов.

Поскольку мы жили на третьем этаже, я пробовал убедить доставщика воскресной “Вашингтон пост” оставлять газету у двери квартиры. Однако ничего не получилось: в большинстве случаев за порогом было пусто.

Метеопрогноз обещал на сегодня три градуса мороза.

Одевшись после душа потеплее, я только собрался сбегать за газетой, как услышал выпуск теленовостей. До меня не сразу дошло, о чем говорит ведущий. Я зашел на кухню и прибавил звук. Ноги внезапно стали ватными.

В субботу около одиннадцати часов вечера полицейский патруль заметил в районе Форт-Тоттен-парка небольшой автомобиль, примерзший к асфальту. В машине были обнаружены тела четырех детей и молодой женщины. Смерть наступила от удушья. По мнению полиции, жившая в машине семья ради тепла не выключила двигатель, а проходивший мимо снегоуборщик намертво забил выхлопную трубу снегом.

Две-три незначительные детали и никаких имен.

Хлопнув дверью, я выскочил на улицу и, чудом сохраняя равновесие на обледенелом асфальте, ринулся к киоску, стоявшему у перекрестка Пи-стрит и Висконсин-авеню. Задыхаясь от ужаса, вырвал из рук продавца газету. Заметка, явно вставленная в последнюю минуту, начиналась в самом низу первой полосы. Имен не было и здесь.

Лихорадочно отшвырнув первую половину газеты, принялся искать продолжение во второй. Четырнадцатая полоса: обычный полицейский комментарий со стандартным предупреждением об опасности засорения выхлопных труб. Но сообщались и более значимые мелочи: матери по имени Лонти Бертон оказалось всего двадцать два года, младенца звали Темеко, двухлетних близнецов – Алонсо и Данте. Старшим, как я уже догадался, был Онтарио.

Похоже, я невольно вскрикнул, потому что совершавший утреннюю пробежку мужчина кинул в мою сторону испуганный взгляд. Сжимая в руке газету, я медленно зашагал прочь.

– Простите! – послышался сварливый голос. – А заплатить вы не желаете?

Я продолжал идти.

– Эй, парень! – Продавец догнал меня и шлепнул по спине.

Даже не оглянувшись, я бросил на асфальт пятидолларовую бумажку.