– Я готовился основательно, подружка, – хмыкнул он. – Мне нужно было просчитать все варианты. Думаешь, мне хотелось так, за здорово живешь, попасть в тюрьму?
– А твой дневник, как я теперь понимаю, был только сочинением на заданную тему?
– Что-то вроде того, – гордо ответил Виталий. – Знаешь, я всегда был неравнодушен к литературному творчеству. Жаль только, с живописью мне не везло. Я так и не научился рисовать. Те наброски, что ты видела, не мои. Их сделал по просьбе Алены один знакомый художник. Удивительно, но они сработали!
– И сколько мне сюрпризов еще предстоит узнать? – осведомилась Лиза. – Значит, не было никакой матери, больной раком? Твои родители живы и счастливо живут в пригороде, даже не подозревая, что их сын сочиняет про них мелодрамы?
– Нет, мою мать сбил автомобиль. Тоже, между прочим, нешуточная неприятность, – сокрушенно заметил Виталий. – Думаю, в этом вопросе я не сильно погрешил против истины. Смерть матери далась мне нелегко. Я был сильно привязан к ней.
– Я думаю, она вряд ли бы одобрила твой способ обогатиться, – заметила Лиза.
– Да. Мои родители старомодны в некоторых вопросах. Но мне кажется, сейчас речь не о них. Я готов принести тебе свои извинения за то, что ты в какой-то мере стала м-м... как бы это выразиться?
– Пешкой в твоей игре? – подсказала Лиза.
– Ну, я бы не стал говорить о тебе так грубо. Ты ведь мой адвокат. Ты – женщина, которой я обязан своей свободой. Неужели ты не сможешь меня простить? Подумай, Лиза, стала бы ты так биться за меня, если бы изначально знала правду?
– Не знаю, – честно ответила она.
– Ну, вот! – обрадовался он. – Значит, я не так перед тобой виноват. Цель оправдывает средства. Кажется, так сказал кто-то из великих. Ты видишь, я не слишком оригинален в своих поступках.
– Не рассчитывай на то, что я приму твои извинения. Ради своих целей ты вторгся даже в мою личную жизнь. Неужели ты думал, что у нас что-то может получиться? Или это тоже была часть игры?
– Нет, ты мне была симпатична, Лиза. Вчера вечером мне казалось, что я тоже тебе небезразличен.
Дубровской же казалось, что со вчерашнего вечера прошла сотня световых лет и в ее галактике началась новая жизнь.
– Ты для меня всегда останешься убийцей, – с отвращением произнесла она. – И мне искренне жаль, что присяжные тебя оправдали.
Он скривил губы:
– Полегче на поворотах, милая. Не бери на себя роль судьи. Положа руку на сердце, можешь ли ты отказаться от своей профессии ради призрачной справедливости? Ну, подумай, кому она сейчас нужна? Песецкая не скажет тебе спасибо. Она умерла, и я помог ей сделать это так, как она желала. Тебе жаль пустую квартиру, которую в случае, если бы меня осудили, забрало бы государство? Ты сочувствуешь павлину Непомнящему? Так у него уже давно другая женщина, которая появилась в его жизни еще до смерти Вероники. Не лучше ли оставить все, как есть?
Дубровская почувствовала вдруг невероятную усталость, словно ей на плечи положили страшный груз.
– Мне нужно идти, – сказала она, вставая.
Он посмотрел на нее сочувствующе:
– Тебе неплохо бы отдохнуть. Честно говоря, ты выглядишь не очень.
– Если у меня обнаружат смертельную болезнь, я сообщу тебе, – с претензией на остроумие сказала она. Ей было совсем не смешно.
– Без шуток. Сходи к врачу, – посоветовал он.
– С некоторых пор я не доверяю врачам, – сказала она и пошла прочь...
Глава 20
Андрей появился на пороге вечером с дорожной сумкой в руке и с букетом ромашек.
– Это на всякий случай, если ты скажешь, что тебе надоели розы, – объяснил он.
Лизе и в самом деле не нравились те огромные букеты, которые он преподносил ей на значимые даты. Это были внушительные охапки орхидей, роз и стрелиций в дорогом оформлении, которые едва помещались в вазу и могли стоять только прислоненные к стене. Дубровской казалось, что такие букеты уместны только на юбилеях и похоронах, но Андрей продолжал их дарить ей с завидным упрямством. Должно быть, он считал, что женщины в цветочном магазине сочтут его жмотом, если он приобретет у них букетик фиалок или желтые тюльпаны, отвергнув упаковку и всякие замысловатые штучки в виде искусственных бабочек, деревянных божьих коровок и прочей чепухи, которыми принято наполнять женские букеты. Поэтому ромашки в его руках были событием значимым.
– Неужели ты нарвал их сам? – настороженно спросила Дубровская. В случае утвердительного ответа она готова была забрать назад все свои обвинения в его адрес. Он определенно еще не утратил черты романтика.
– Нет, я купил их в магазине, – развеял он ее мечты. – Мне сказали, что их вырастили в Голландии. Между прочим, они стоили мне уйму денег.
Елизавета вздохнула. Перед ней был ее муж, а не некто, очень на него похожий, явившийся только для того, чтобы сбить ее с толку. Но в этом его постоянстве не было ничего ее раздражающего. Это был Мерцалов, которого она знала как облупленного. Она не ждала от него сюрпризов, и именно это ей нравилось в нем сейчас больше всего.
– Ну, как проводила без меня время? – спросил он с улыбкой.